Убийство в доме свиданий

— Хорошо, такие данные мы получим, верю. Но что же дальше делать?

— Все очень просто! Я уверен, что дворянок не много будет, а поэтому мы устроим дежурства в каждом доме! У нас есть приметы! Следя за каждым посетителем, проходящим с женщиной в ее спальню, мы сумеем задержать убийцу! Не забывайте, у нас есть отпечатки пальцев!

— Право, не представляю, как мы сможем задержать убийцу. Ну, ведет проститутка в свою спальню господина, тут из укрытия выскакиваете вы или вот Остапов, — Остапов, тоже сидевший в кабинете, саркастически хмыкнул, — направляете на подозрительного типа револьвор и говорите: «А расстегните, милостивый государь, свою одежду. Мы хотим проверить, не женщина ли вы». Так, что ли?

И Замысловский громко захохотал, а с ним вместе засмеялся и Остапов. Выжигину же стало очень стыдно — картина на самом деле выходила прекомичнейшая, а быть автором смешных проектов Степану Андреевичу не хотелось, и он сказал:

— Тогда нужно на некоторое время просто закрыть все публичные дома. Возможно, та ненормальная женщина подвержена какому-нибудь погодному, даже лунному влиянию — я читал об этом. Пройдет ее затмение, и все нормализуется. Ведь не случайно она начала вдруг убивать и убивает день за днем.

Начальник все еще с влажными от смеха глазами сказал уже вполне серьезно:

— Нет, сударь! Закрыть публичные дома никто не позволит, а позволение на это может дать только градоначальник! Вы, видно, не представляете, что значит эта клоака для выхода мужской энергии в большом городе. Вам мало одной революции? Получите вторую, еще более страшную. Не будьте легковесны, Степан Андреевич. Давно уж известно, что нормальное функционирование публичных домов — это дело даже более чем государственное — мировое! А ну-ка, попробуйте лишить Петербург отхожих мест, выгребных ям, канализации и прочего и прочего, куда полтора миллиона людей сбрасывают всякого рода отходы. Да нас съест зараза, какая-нибудь чума. Закроете публичные дома — начнутся катаклизмы политического характера, а потом и война всех держав мира. Я не говорю уже об огромных денежных потерях! — и Замыслов-ский снова наставительно поднял вверх палец.

— Ну а предупредить дворяйок-проституток мы хотя бы можем? — с надеждой спросил Вы-жигин.

— Можем, а почему бы и нет? Это даже будет весьма благородно с нашей стороны, только и сию акцию следует проводить очень осторожно, чтобы не довести проституток до паники, а то они, того гляди, откажутся посетителей принимать, что равносильно первой беде — за-крытию домов терпимости. Впрочем, займитесь на самом деле выяснением, кто там еще в борделях благородного происхождения. При помощи телефона и впрямь это несложно будет сделать.

Начальник принялся рассматривать фотографические карточки, сделанные во время последнего выезда, и покачал головой:

— Да, но если это баба балует, то шалая особа! И швейцара не пожалела, ухлопала беднягу ни за что ни про что!

Выжигин, обескураженный, опустошенный, уже хотел было идти, но его задержало дребезжание телефонного аппарата, висевшего на стене. Замысловский поднялся, снял трубку, и лицо его приняло почтительное выражение:

— Да, господин обер-полицмейстер, внимательно слушаю вас. Нет, вы, наверное, ошиблись, в моем отдалении не Зажигин, а Выжигин служит полицейским надзирателем. А что случилось? Н-да, н-да, на самом деле нехорошо-с получилось, разберусь непременно, желаю здравствовать многие годы.

И повесил трубку, потом хмурый сел за стол, стал барабанить по нему пальцами.

— Как же так, господин Выжигин, получается? — обратился он к Степану Андреевичу сухо и строго. — Оскорбляете даму, грозите ей физической расправой, чуть ли не убийством, учиняете, короче говоря, форменный дебош, и все это, что особо неприятно, при исполнении служебных обязанностей. Вы догадываетесь, о чем речь?

Выжигин сразу же вспомнил, как тряс перед лицом хозяйки борделя руками, грозя задушить ее, но стыдно при этом ему не стало, а поэтому он сказал равнодушно:

— Признаться, я не ощущаю в себе признаков раскаяния. Госпожа Фиделя и, владелица борделя на Васильевском, вынуждала вот эту самую особу, — Выжигин ткнул пальцем в снимок мертвой женщины с револьверным стволом во рту, — принимать по тридцать мужчин в течение трех дней. Такую на нее положили епитимью за дерзость. Говорят, она едва не умерла потом. Так что, не приди в публичный дом наша таинственная дама в мужском костюме, убийцей этой женщины стала бы Фиделли. Интересно, как суд присяжных отнесся бы к нарушению хозяйкой инструкции, где, дословно привожу отрывок, содержательницы борделей подвергаются строгой ответственности за доведение живущих у ней девок до крайнего изнурения неумеренным употреблением? Уверен, что присяжные бы молчали только потому, что до суда это дело не дошло бы.