Убийство в доме викария

Там в положенное время Лоуренс встретился с нервной Глэдди. Девушка, как он рассказал, больше напоминала дрожащего кролика, чем человека. Десять минут ушло на то, чтобы хоть немного успокоить бедняжку, которая постоянно твердила, что она никогда бы и ни за что… что зря она так сделала, что она думала, что Роуз не выдаст ее, что она никому не хотела вреда, честное слово, не хотела, и что ей несдобровать, если миссис Пратт случайно узнает.

Лоуренс уверял, успокаивал и уговаривал, и в конечном итоге Глэдис снизошла до разговора.

«Ну если вы, сэр, уверены, что дальше это не пойдет…»

«Конечно, не пойдет».

«И на суде мне не предъявят обвинения?»

«Ни за что».

«И вы не расскажете хозяйке?»

«Ни под каким видом».

«А если это дойдет до ушей миссис Пратт…»

«Не дойдет. А теперь рассказывай, Глэдис».

«Вы и в самом деле уверены, что всё в порядке?»

«Абсолютно. Наступит день, когда ты будешь радоваться, что спасла меня от виселицы».

Глэдис поежилась.

«Ох! И правда, я бы не хотела, чтоб вас повесили, сэр. В общем, я слышала очень мало… причем совершенно случайно…»

«Я все понимаю».

«Хозяин был очень зол. “После стольких лет, – вот что он говорил, – вы приехали сюда… Это возмутительно…” Я не слышала, что сказала дама… но потом он сказал: “Я категорически отказываюсь… категорически…” Я всего не помню, но такое впечатление, что у них был скандал, она чего-то от него хотела, а он отказывался это делать. “Это подло, что вы приехали сюда”, – вот что еще он сказал. И еще: “Вы с ней не увидитесь… я запрещаю…”, и тут я навострила уши. Походило на то, что дама хотела кое-что рассказать миссис Протеро, а он этого боялся. И я тогда подумала про себя: “Ну и ну, хозяин-то наш тот еще фрукт… Ох, непрост! И не так уж хорош в конечном счете. Фрукт!” – решила я. “Мужчины все одинаковые”, – сказала я потом своему другу. Он-то не согласился, стал спорить… Но признался, что полковник Протеро его удивил – церковный староста, собирает пожертвования, по воскресеньям ведет уроки, и тут вдруг… “Вот такие, – сказала я, – чаще бывают самыми погаными”. Так то и дело говорила моя матушка».

Глэдис замолчала, чтобы перевести дух, и Лоуренс попытался тактично вернуть ее к тому, с чего начался разговор:

«Ты что-нибудь еще слышала?»

«Боюсь, сейчас трудно что-то вспомнить, сэр. Почти все то же самое. Раз или два он сказал: “Я не верю в это”. Именно так: “Что бы Хейдок ни говорил, я не верю в это”».

«Он так и сказал, да? “Что бы Хейдок ни говорил”?»

«Да. И он сказал, что все это заговор».

«А даму ты слышала? Она что-нибудь говорила?

«Только в самом конце. Она, наверное, встала и собралась уходить, и подошла к окну. И я услышала, что она сказала. Я аж похолодела, кровь в жилах застыла. Никогда этого не забуду. “Может случиться, что к завтрашнему вечеру вы будете мертвы”, – сказала она. Причем так злобно… Как только это услышала, я сказала Роуз: “Вот это да!”»

Лоуренс задумался. Он размышлял главным образом над тем, насколько достоверной можно считать историю Глэдис. По сути, в ней все правда, однако он подозревал, что после убийства девушка слегка приукрасила и отшлифовала ее. Особые сомнения у него вызывала точность последней фразы. Он допускал, что эта фраза, вполне возможно, обязана своим появлением самому факту убийства.

Он поблагодарил Глэдис, достойно вознаградил ее, заверил, что миссис Пратт ничего не узнает о ее проступках, и покинул Олд-Холл, имея в своем распоряжении много информации, которую следовало бы обдумать.

Одно было ясно: разговор между миссис Лестрендж и полковником Протеро был отнюдь не мирной беседой, причем полковник очень не хотел, чтобы о нем узнала его жена.

Я вспомнил историю мисс Марпл о церковном старосте, имевшем вторую семью. Не такой ли у нас случай?

Меня сильнее, чем прежде, заинтересовал вопрос, какова роль Хейдока в этом деле. Ведь он избавил миссис Лестрендж от необходимости давать показания на дознании. И прилагал все силы к тому, чтобы защитить ее от полиции.

Насколько далеко зайдет эта защита?

Предположим, Реддинг подозревает ее в преступлении – будет ли он продолжать защищать и оберегать ее?

Она чрезвычайно интересный человек, женщина, обладающая очень сильным, магнетическим очарованием. Мне самому претит мысль о том, что она как-то связана с преступлением.

Внутренний голос говорил мне: «Этого не может быть!» Но почему? И бесенок, засевший в мозгу, отвечал: «Потому что она очень красивая и привлекательная женщина. Вот почему».

Все мы, как сказала бы мисс Марпл, всего лишь люди.

Глава 20

Вернувшись домой, я застал самый разгар домашней драмы. Гризельда со слезами на глазах встретила меня в холле и потащила в гостиную.

– Она уходит.

– Кто уходит?

– Мэри. Она уведомила меня.

Я не смог воспринять эту новость как трагическую.

– Что ж, – сказал я, – наймем другую служанку.

Эти слова казались мне абсолютно разумной реакцией. Когда одна служанка увольняется, нанимают другую. Поэтому меня крайне удивил упрек в глазах Гризельды.

– Лен… ты такой бессердечный. Тебе безразлично.