— Закончил университет в Киото в двадцать пять лет, потом два года преподавал там. Наконец, его так растревожили проблемы с дыхательными путями, что он решил оставить работу и следующие три года едва ли занимался чем-то, кроме заботы о здоровье. Если посмотрите в дневнике, там про это много написано.
— То есть, вы говорите, что эти тетради охватывают период, когда он оставил преподавание и лечился от болезни лёгких? Нужно разобраться, кто вырезал эти страницы и почему. И что случилось с этими пропавшими страницами, и у кого они? Я уже говорил, это, похоже, сделали недавно… Эй, что случилось?
Инспектор резко обернулся и увидел, что Гиндзо резко кашляет и стучит своей трубкой по печке. Инспектор немедленно понял, что имеется в виду. Он тут же шагнул к печке и открыл металлическую дверцу. И фыркнул от удовольствия. Внутри она была набита сожжёной бумагой, некоторые листки которой ещё хранили первоначальную форму.
— Когда её последний раз чистили?
— Прошлым вечером ничего такого не было, — сказал Сабуро, заглянув внутрь. — Я вчера был до семи вечера тут, читал книгу. Несколько раз подбрасывал уголь. Делал это сам, так что вполне уверен, что там не было бумаги.
Гиндзо, не выказывая никаких эмоций, пристально посмотрел на Сабуро. Почувствовав его взгляд, Сабуро покраснел.
— Отлично. Посмотрю детально потом, — продолжал инспектор Исокава. — Пожалуйста, не трогайте эту золу. Итак, Сабуро-сан, альбом, о котором вы говорите, где-то тут.
Всего фотоальбомов было пять. Годы, которые охватывал каждый из них, были написаны красными чернилами на корешках. Инспектор Исокава взял помеченный как «1923–1926», положил его на стол и принялся тщательно изучать. Он едва ли добрался до шестой страницы, когда Сабуро оживился:
— Инспектор, вот оно. Вон то фото.
Он указывал на фотографию размером с визитную карточку, выцветшую, погнутую и потёртую. Все остальные фото рядом, похоже, были любительскими, возможно, сделанным самим Кэндзо, но именно эту, очевидно, снял профессионал. Это было официальное фото головы и плеч, вроде тех, которые используют, подавая документы в университет.
На нём был изображён молодой человек двадцати трёх-четырёх лет, с коротко подстриженными волосами, в рубашке со стоячим воротником, застёгнутым медной пуговицей.
Под фотографией было жирно написано: «Мой Смертельный Враг». Почерк явно принадлежал Кэндзо. Красные чернила выцвели до бледно-коричневого оттенка.
— Кто-нибудь из вас знает, кто здесь изображён?
Рюдзи и Сабуро покачали головами.
— Сабуро-сан, вы не спрашивали про это фото Кэндзо?
— Если бы спросил что-то подобное, не могу даже представить, как бы он разозлился. Мне приходилось хранить в тайне даже то, что я видел её.
— Мой смертельный враг. Весьма решительное выражение. Кто-нибудь из вас не помнит, мог ли какой-нибудь случай вызвать такую реакцию?
— Мой брат был очень замкнутым человеком, — сказал, нахмурившись, Рюдзи. — Он никогда не пускал никого в глубь сердца. Случись такое, он бы, наверное, никому не сказал. Это стало бы его личной тайной.
— В любом случае, сейчас мне надо изъять эту фотографию, — закончил инспектор. Он попытался отодрать её от страницы, но та держалась крепко. Боясь повредить снимок, потянув слишком сильно, он взял ножницы, разрезал толстую бумагу вокруг снимка и аккуратно убрал его в записную книжку.
Полагаю, в тот вечер в полицейском участке города С. состоялось некое совещание.
Сознаюсь, я мало что знаю о полицейских совещаниях. Я понял только суть из записей доктора Ф., так что я позволил себе некоторую художественную вольность, чтобы собрать заметки вместе и показать, как всё было.
— Это мы и узнали из сожжённых страниц дневника…
(Конечно, это инспектор Исокава.)
— Как я уже упоминал, вчера вечером, перед самой свадебной церемонией, Акико из боковой ветви семейства Итиянаги отправилась во флигель искать Кэндзо. Кэндзо попросил Акико закрыть ставни по всему флигелю и ушёл чуть раньше неё. Вскоре Акико вернулась в главный дом, но Кэндзо, который уже должен был быть на месте, нигде не было видно. Между тем близилось время церемонии, и вдова-хозяйка, Итоко, начинала нервничать, послав Акико за ним. Акико утверждает, что нашла его в кабинете, сжигающим что-то в угольной печке.
— Понимаю, — вмешался главный инспектор. — Итак, лицом, вырвавшим и уничтожившим страницы дневника, был сам Кэндзо.
— Верно. Я слышал, что люди часто беспокоятся о старых дневниках и письмах, собираясь жениться, но в этом деле есть некая значительность в том факте, что он занялся этим перед самой церемонией. Другими словами, сообщение, написанное на клочке бумаги, котопый дала ему во флигеле Акико, должно было напомнить ему нечто из его прошлое. И он почувствовал, что нужно немедленно уничтожить все записи об этом.
— Вы так и объясняете сожжённые страницы дневника?