— «На трупе Пушкарева…» А кто Пушкарев?
— Ты его первого… Инок Ферапонт…
— Понятно, монашек… «…в виде проникающего, сквозного, колото-резаного ранения живота с повреждением аорты, желудка, тонкого кишечника… к категории тяжких телесных повреждений по признаку опасности… причинено однократным воздействием… клинкового оружия… с шириной не более 4 см… мог быть нож… раневой канал направлен спереди назад и несколько справа налево… рана в области живота является входной, в области спины — выходной… находился в вертикальном положении или близко к нему… причина смерти… колото-резаное ранение живота с повреждением аорты… потерпевший мог совершать целенаправленные действия… несколько секунд или минут… смерть наступила за 6–8 часов до начала исследования трупа в морге… В крови и моче спирт не обнаружен…» Этот не бухал!
Мортынов еле сдержался, чтобы не заехать Аверину по затылку.
— На… — подал следующее заключение.
Аверин:
— «…лоскуты кожи с живота и со спины… причинены одним клинковым орудием…»
Мортынов сказал:
— Расписывайся…
— Пишу: «Ознакомился. Замечаний нет»… Еще есть?
— Вот, которого ты на дорожке к скитским воротам…
— Я его перехитрил. Он: «Что такое?», а я и ему: да там… Он мне спину и подставил… А так, амбал, не завалил бы я его…
Аверин читал новое заключение:
«…повреждение к категории тяжких телесных… причинено однократным воздействием плоского клинкового… с шириной… не более 4 см… мог быть нож… раневой канал направлен сзади наперед, снизу вверх, что показывает направление удара… рана в области спины является входной, в области груди — выходной… Причиной смерти… явилось колото-резаное ранение брюшной полости с повреждением аорты печени желудка поджелудочной железы, что вызвало обильную острую кровопотерю… при исследовании крови и мочи этиловый спирт не обнаружен…»
— Подшился… — оторвался от текста Аверин.
— Тебя послушаешь, уши завянут…
Читал:
«Точечные ранки на правой руке и в правой подключиной области образовались от действия медицинской иглы при оказании медицинской помощи…»
— Его врачи закололи…
— Читай дальше, — сунул еще заключение.
Аверин:
— «…лоскуты кожи с груди и со спины трупа… повреждения причинены одним клинковым… орудием…»
Дочитал и заполнил протокол ознакомления.
— Еще кого я? — протянул руку.
— А что, мало?..
— Когда у нас следующая встреча?
Мортынов промолчал и сгреб бумаги в портфель:
— Думаю, не за горами…
— Наш следователь сегодня не в духе…
— Жаль, что тебя сразу не поймали…
— Надо бегать уметь, высоко поднимая ноги… — Аверин потушил папиросу об угол стола.
«Тварь ты последняя…»
Хотел бы он этого, не хотел бы, но у Мортынова допытывались: когда назначит Аверину психушку. Видимо, многим стало известно о голосах, которые руководили убийцей, об этом писала пресса, самому следователю и его шефу об этом говорил сам убивец, его родные и свидетели, что увернуться от такой эксперизы он не мог, и сел печатать постановление.
Первый абзац вывалился из каретки легко:
«…Провести в Государственном научном центре судебной и социальной психиатрии им. Сербского…»
А вот со второго она начала заедать. Словно железячка — и та понимала, что может последовать после такой экспертизы, и противилась. Пальцы у Мортынова путались с буквами, что приходилось вытаскивать лист и перепечатывать.
С муками дались вопросы:
«На разрешение экспертам поставить…
1. Страдает ли Аверин Н.Н. в настоящее время психическим заболеванием и может ли отдавать себе отчет в своих действиях?..
2. Страдал ли Аверин Н.Н. в момент совершения преступления каким-либо психиатрическим заболеванием и мог ли себе отдавать отчет в своих действиях?
3. Находился ли Аверин Н.Н. в момент совершения преступления во временно болезненном состоянии и мог ли он отдавать себе отчет в своих действиях?
4. Нуждается ли Аверин Н.Н. в применении к нему принудительных мер медицинского характера?..»
И теперь в голове забило: а если страдает… а если страдал… а если находился… а если нуждается…
Все, пшик делу!
И то, о чем предостерегал иеромонах Тихон, что проигнорируют весь опыт духовного познания, и убийство преподнесут только как плод психических расстройств, а Аверина признают психически больным и отправят на лечение, воплощалось в жизнь, в том числе и руками следователя Мортынова. Нет, он не то что хотел высшей меры наказания убийце, которую предусматривала уголовная статья, от которой тот мог отвертеться, а хотел, чтобы этот самодовольный насильник годами выдавливал из себя убийцу и рос от зверя к обезьяне, от обезьяны в сторону гомосапиенса, и если этот процесс затормаживался, то его следовало подгонять дубинами, вот чего очень и очень хотелось, этого бесконечного принудительного движения.
Часть восьмая
Угрозы монастырю
1. Дело Меня
Ерков вызвал Мортынова:
— Это тебе, — толкнул по полированному столу бумажку.
— А что там? — Мортынов поймал лист.
— Считают, что Аверин убил Меня…
— Вот это да!