Убийство в Пражском экспрессе

С учётом осложнившейся ситуации на фронте Кремль требовал выявить все источники финансирования белоэмигрантского «Центра действия» и скупо поблагодарил за удачную ликвидацию нефтяного магната Кутасова. В то же время Москва выражала недовольство неудачным покушением на Ардашева. Лётная школа в Хебе, по мнению начальника военной разведки РККА, должна быть дезорганизована, распущена или уничтожена в самое ближайшее время.

Ко всем бедам добавилась ещё одна, о которой Центр пока не знал: вор-рецидивист Богумил Смутный скрылся не только с крестом, но и с кредитным договором банка «Славия», в котором указаны поручители Кисловского. Ну откуда было знать, что старик Кисловский перехитрил всех?

Гиттельсон вставил в мундштук «Nil», закурил и сел за стол. Взгляд упал на бритву «Золинген». Ручка, выполненная из бивня мамонта, приятно легла в ладонь. Он открыл её. Лезвие заиграло на солнце бликами, и высветилась надпись: «Magnetic silver steel»[27]. Как утверждала фирма производителя, в состав металла добавляли серебро во избежание окисления, то есть ржавчины. А намагничивание углеродистой стали позволяло восстанавливать режущий край клинка быстрее, чем у обычной бритвы. Этот «Solingen» не надо точить, достаточно лишь править. «Таким инструментом приятно не только бриться, но и добиваться правды или справедливого возмездия, — рассудил Гиттельсон. — Можно, пожалуй, и всего сразу одновременно, как это случилось с боровом Плечкой, отправившим к праотцам ценного агента. С кляпом во рту торговец выл почти беззвучно. Трясся и плакал, видя, что пальцев на руках остаётся всё меньше, а уши валяются у самых ног. Лезвие работало идеально. Филигранные разрезы. Тонкая кромка. Потом пришлось вынуть кляп, и коммерсант, рыдая, умолял сохранить ему жизнь. Клялся, что не знает Йозефа Врабеца. Я не поверил, и грязная тряпка вновь оказалась у него во рту, а на пол упала фаланга правого мизинца. Негоциант дёрнулся и затих. Глаза застыли. Преставился грешный. Вот что интересно: во время пыток кошка Плечки тёрлась у моих ног, точно благодарила за боль, причинённую хозяину. Вот и люби после этого животных…».

Паук вдруг понял: донесение надо начать с охоты на «Голиафа». «Точно! Это понравится Арабову».

Он обмакнул перо в чернильницу, и слова в свой логичной последовательности легли на белый лист. Получилось пятнадцать предложений. Сократил до одиннадцати. Закончив шифровку, налил рюмку коньяка, выпил и произнёс:

— Прости Господи, раба божьего Михаила, а не хочешь прощать — не мешай!

Глава 21 Угроза

«Со временем следы преступления бледнеют, а потом и вовсе исчезают», — мысленно рассуждал Ардашев, рассматривая в микроскопе волос, изъятый с места убийства Кутасова.

Скрипнула дверь. В лаборатории возник Войта. Не произнеся ни слова, он тихо примостился на стуле.

Клим Пантелеевич оторвался от окуляра, повернулся к помощнику и сказал:

— Доброе утро, друг мой.

— Простите, что помешал.

— Ничего страшного. Я уже закончил.

— А что изучали?

— Волосы, изъятые с Иеронимова «15». Полагаю, они принадлежат убийце.

— Вы в этом уверены?

— Почти. Но относиться к Кутасову они явно не могут, так как он брил голову наголо. Можно, конечно, допустить, что это волосы от посетителя, сидевшего в кресле задолго до убийства, но это маловероятно. Я говорил с горничной. Она сказала, что хозяин не переносил пыль. И она чистила мягкую мебель и ковры вакуумным пылесосом всякий раз, как он покидал особняк. И уж точно наводила порядок в комнате, где произошёл взрыв за день до убийства.

— И каков результат?

— Сердцевина волос, пигментные клетки, края, корни и эпительный слой прекрасно просматриваются.

— Отлично.

— Не будем обольщаться. Как говорят в России: поживём — увидим. А какие у вас успехи? Удалось ли выйти на Смутного?

— Общался с ним. Он, оказывается, выведал у кого-то, что я не служу в полиции и потому согласился на встречу. Документы и крест у него. Но расставаться с бумагами не торопится. Видимо, понял их важность. Говорит, что готов продать их Кисловскому вместе с фальшивым крестом, а если тот откажется, то продаст бумаги заказчику, а крест — газетчикам. И отпишет им письмецо. Уж тогда репортёры не оставят камня на камне не только на Кисловском, но и на всех русских эмигрантах. Молва пройдёт, что все русские — мошенники. Я посоветовал ему не торопиться. Сказал, что, возможно, мы заплатим ему и за крест, и за документы, но не так много, как он хочет. Зато у него не будет никаких неприятных неожиданностей. Дал ему понять, что заказчик может с ним расправиться. Мы разговаривали не более двух минут. Он всё по сторонам озирался. Трясся, как заяц. Я оставил ему визитную карточку нашего сыскного агентства. Смутный обещал протелефонировать, если заказчик назначит ему встречу. А потом, ни с того, ни с сего, он сорвался, как ошпаренный, и запрыгнул в коляску к проезжающему мимо извозчику. Ловкий чёрт.

— Заказчика описал?

— Лет тридцать пять-сорок, с усами, чёрная шевелюра с лёгкой проседью, небольшая залысина, смотрит с хитрецой.