Наш следующий визит был к врачу, осматривавшему тело. Его показания полностью совпадали с теми, которые он дал во время дознания. Умерший был убит прямым ударом в сердце, нанесенным узким острым предметом, похожим на стилет. Нож оставили в ране. Смерть наступила мгновенно. Орудие убийства принадлежало майору Ричу и обычно лежало на его письменном столе. Как понимает доктор, на нем не осталось никаких следов. То есть его или держали, обернув рукоятку носовым платком, или же стерли отпечатки все тем же носовым платком. Что же касается времени смерти, то она могла случиться в любое время между семью и девятью вечера.
– То есть его не могли убить, например, после полуночи? – уточнил Пуаро.
– Нет. В этом я уверен. Максимум в десять часов вечера. Но наиболее вероятен период с семи тридцати до восьми.
– Так вот, есть второе возможное объяснение произошедшему, – сказал Пуаро, когда мы вернулись домой. – Не знаю, заметили ли вы его, Гастингс. Для меня же оно абсолютно очевидно, и мне недостает лишь одной маленькой детали, чтобы раз и навсегда покончить с этим делом.
– Подождите, так не пойдет, – прервал его я. – Я ничего не понимаю.
– А вы постарайтесь, Гастингс. Приложите минимальные усилия.
– Что ж, попробую, – согласился я. – В семь тридцать Клэйтон еще жив-здоров. Последний, кто видит его живым, – это майор Рич…
– Это мы так считали…
– А что, разве это не так?
– Вы забываете,
– Но слуга говорит, что услышал бы, как Клэйтон уходит, из-за хлопка двери. И потом, если Клэйтон ушел, то когда же он вернулся? Не мог же он вернуться после полуночи: доктор ясно показывает, что убили его часа за два – два с половиной до этого. Так что альтернативы у нас нет.
– Я слушаю вас, слушаю,
– За те пять минут, что Клэйтон оставался в гостиной один, в комнату кто-то вошел и убил его. И здесь мы вновь натыкаемся на одно и то же обстоятельство. Только человек с ключом мог войти так, чтобы слуга этого не заметил. Опять-таки, уходя, убийца без ключа должен был бы хлопнуть дверью, а слуга это услышал бы.
– Вот именно, – согласился со мной Пуаро. – И поэтому…
– И поэтому – ничего, – ответил я. – Никаких других вариантов я просто не вижу.
– И это очень жаль, – пробормотал мой друг себе под нос. – Получается, что все у нас так кристально ясно, как голубые глаза мадам Клэйтон.
– А вы действительно верите…
– Я ни во что не верю, пока у меня нет доказательств. Только одно маленькое доказательство сможет меня убедить…
Он взял телефонную трубку и позвонил инспектору Джеппу в Скотленд-Ярд. И уже через двадцать минут мы стояли перед столом, на который была выложена небольшая горка разной мелочи – содержимое карманов убитого. Носовой платок, куча мелких монет, записная книжка с тремя фунтами и десятью шиллингами, пара каких-то счетов и потертый мгновенный снимок Маргариты Клэйтон. Здесь же были перочинный нож, золотой карандаш и какой-то сложный деревянный инструмент.
Именно за него и ухватился Пуаро. Он развинтил его, и из него выпало несколько небольших лезвий.
– Вот видите, Гастингс, – буравчик со всеми причиндалами. Такой штукой провертеть несколько отверстий в сундуке не составит никакого труда.
– Вы о тех отверстиях, которые мы видели?
– Вот именно.
– То есть вы хотите сказать, что их провертел сам Клэйтон?
–
– Но это значит, что Рич убил его после того, как все остальные разошлись. А доктор говорит, что это
– Вот именно! Теперь вы понимаете, Гастингс, что убить его он должен был во время вечеринки.
– Но в комнате было полно народа!
– И это тоже правильно, – мрачно согласился со мной Пуаро. – «В комнате было полно народа…» Какое алиби! Какое хладнокровие! Какие нервы! Какая дерзость!
– И все-таки я не понимаю…