Софист улыбнулся и протянул мне руку, словно хотел, чтобы я её пожал. Я отказался. А потом почувствовал, как что-то ползает внутри меня.
— Ты, наверное, знаешь, что нынче мы, дароменцы, не слишком религиозный народ, — продолжал Колфакс. — Цивилизованным людям от религиозности мало толку. Но раньше, чёрт возьми, мы были такими же богобоязненными, как и все остальные. У нас было много жрецов, святых женщин и тому подобной чепухи. Однако со временем культуры меняются, и, когда мы узнали больше об устройстве мира и построили больше машин, мы забросили многие суеверия.
Колфакс сложил руки в насмешливом подражании молитве.
— Ты знаешь, Келлен, что из этого трактира можно проехать сотню миль в любом направлении и не найти ни церкви, ни монастыря? И уж точно не встретить истинно верующего.
— За исключением Софиста, — сказал я, сжимая и разжимая пальцы на случай, если придётся действовать быстро.
— Да, если не считать старины Софи. Он один из Абсорбционистов Святого Дьяболуса. Ну, большинство людей их так не называют. Большинство людей называют их просто белыми пленителями.
Я никогда не слышал о Святом Дьяболусе и до сего момента понятия не имел, что такое «абсорбционист». Но в тот миг, когда жуткий мерзавец в бесцветной грязной мантии перехватил мой взгляд, его глаза сделались молочно-белыми, на губах появилась едва уловимая улыбка, и до меня дошло — я знаю, — что со мной произойдёт. «Пленитель», назвал его Колфакс. Белый пленитель. Кусок извивающейся бледной верёвки, способной поймать Чёрную Тень.
Мой разум послал вопящую команду моим ногам, приказывая им вскочить и убежать отсюда так быстро, как только они могли меня нести. Приказ был проигнорирован. Я знал, что Софист улыбается, но не потому, что за ним наблюдал, а потому, что чувствовал, как его мимика отражается на моём собственном лице.
— Вот так, — сказал Колфакс мягко, словно уговаривая испуганного пони. — Просто сядь и позволь этому случиться, Келлен. Лучший способ быстро со всем управиться.
Я заставил себя снова взглянуть на пленителя. Судя по морщинистому, иссохшему лбу, тот не испытывал ни малейшего напряжения. Моя голова сама собой повернулась, без усилий подчиняясь его воле. Я видел людей за столами вокруг; никто из них не замечал, что со мной происходит. Я даже не мог выразить свой ужас.
— Покажи ему первую часть, Софи, — сказал Колфакс.
В уголках глаз пленителя появились едва заметные морщинки, как будто он собирался рассмеяться. Моё горло сжалось раз, другой, третий. Я не дышал.
— Замечательно, не правда ли? Сейчас ты ничего не можешь сделать, если Софист не сделает это за тебя. Двигаться, дышать — чёрт, ты, наверное, даже моргнуть не сможешь, пока он тебя не заставит.
Перед моими глазами замелькали тёмные пятна. Колфакс кивнул Софисту, и мгновение спустя я глубоко вдохнул. Всё, что сказал маршал, было правдой. Я не мог шевельнуть руками и ногами, не мог приказать векам моргать, горлу глотать. Я едва мог заставить двигаться свои глаза.
— Не пытайся говорить, — сказал Колфакс. — Ты не сможешь.
Он откинулся на спинку сиденья и вздохнул, как человек, который собирается сделать то, что ему не по нраву.
— То есть ты не сможешь говорить, пока Софи этого не захочет.
— Девка! — крикнул я.
Звук, вырвавшийся из моей глотки, показался мне странным. Это был мой голос, но более глубокий и требовательный. Напомнивший мне отцовский. Мне захотелось, чтобы Ке-хеопс оказался здесь. Он бы не задумываясь убил обоих этих людей за то, что они со мной сделали — за то, что они собирались со мной сделать. Долгое время я думал, что моя семья — самое худшее, что когда-либо случалось с нашим континентом. Сейчас я такого не чувствовал.
«Отец, пожалуйста! Если ты меня слышишь. Мать… Бене-маат, если ты смотришь на меня в магический кристалл, пошли Шеллу. Сделай что-нибудь, пока меня не заставили…»
— У меня кончилось вино, мерзавцы! — проревел я, поднимая бокал и выливая его содержимое на пол.
Я слышал свой голос, холодный и полный угрозы, но всё-таки это был мой голос, хотя слова выбирал Софист.
— Простите, господин. Немедленно принесу ещё.
— Да уж лучше поторопись, — сказал я. — Или я сорву твою тупоумную голову с плеч и помочусь на твою шею.
Последние слова прозвучали жалким писком, когда служанка ушла.
— Софи, не веселись так сильно, ты забываешь заставлять его дышать, — предупредил Колфакс.
Воздух снова наполнил мои лёгкие, прерывистое дыхание было хриплым и болезненным. На глаза навернулись слёзы. По крайней мере, слёзы были мои.