Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

— Я приехал в Париж семь месяцев тому назад и вот, два месяца, как бедствую без работы и дошел до крайней нищеты. Я же имею право питаться так же, как и буржуа, вот почему я задумал нанести удар какому-нибудь из них. У меня не было динамита, и я решился воспользоваться орудием своего ремесла, но предварительно я хотел хорошо пообедать. Третьего дня я пообедал на дармовщину у Маргери, но хозяин ресторана ограничился только тем, что вытолкал меня за дверь! Я хотел убить буржуа в этом же ресторане, но все посетители уже разошлись, а лакея я не мог убить, так как лакеи — труженики.

Этот странный субъект находил, что ему «выпало счастье» поразить важное лицо, представителя иностранной державы в Париже.

— Я очень счастлив, — говорил он, — что мог причинить вред посланнику! Посланники — вдвойне буржуа.

Но, кажется, всего курьезнее письмо этого психопата, написанное им перед совершением преступления к одному известному анархисту, которого он считал наивысшим авторитетом и с которым виделся раза два или три.

Вся дикая озлобленность анархистов с удивительной наглядностью сказалась в этом письме двадцатилетнего мальчика, который, в сущности, не имел никакого повода ненавидеть своих ближних, но, очевидно, представлял собой удивительный образчик болезненной экзальтации, созданной анархией.

На суде было точно установлено, что Леонтье никогда не испытывал тех ударов судьбы и неудач, которые иногда подавляют и парализуют самых смелых и энергичных людей. Он всегда имел работу и мог зарабатывать по меньшей мере пять франков в день, один из его земляков постоянно помогал ему советами и деньгами, и, наконец, ко времени его совершеннолетия ему предстояло получить от нотариуса на своей родине небольшую сумму в тысячу двести франков.

Но все эти благоприятные обстоятельства делали Леонтье, если можно так выразиться, еще более мрачным и озлобленным, зависть к лучшей доле других, таившаяся в его душе, постоянно грызла его и отравляла ему жизнь.

Такова история всех этих юных фанатиков-анархистов. Таков, например, был Эмиль Анри. В душе он питал неутолимые честолюбивые замыслы, но не имел достаточно мужества, чтобы завоевать себе то положение, о котором он мечтал, и не нашел ничего лучшего, как кинуться в анархию.

Анархия, за очень редкими исключениями, излюбленная доктрина лентяев, которые воображают, что счастье и довольство — естественное их право и что на приобретение их не стоит затрачивать никакого труда.

Вы никогда не увидите среди анархистов тех сильных и твердых духом людей, которые, вступая в жизненную борьбу, собственными силами завоевывают себе положение.

Если в рядах анархии и попадаются борцы, как, например, Равашоль, то это борцы совсем особой категории, в большинстве случаев это воры, профессиональные грабители и разбойники, которые очень рады, что могут найти оправдание своих поступков в политической теории, так как до сих пор все политические партии отворачивались от них, как от париев, и клеймили их заслуженным презрением.

Писатели начала нынешнего века много говорили о болезни духа. Мюссе в своей «Исповеди» и в «Ролла» изобразил целое поколение, лишенное идеалов и веры. С тех пор зло значительно увеличилось. Последующие поколения утратили даже любовь к родине и веру в нее.

Тот же поток, который унес религиозную веру, унес мораль и принципы вообще. Человек, оставшись с одними своими аппетитами, очень скоро вообразил, что ему незачем бороться для удовлетворения их, и что он имеет право взять все, что ему заблагорассудится.

Хотя я вовсе не претендую на роль социального философа, но мне кажется, что последовательное крушение всех идеалов, единственное и самое простое объяснение анархии.

В сущности, Эмиль Анри был не более, как Ролла конца века.

Леонтье, несмотря на то, что по ремеслу был только сапожником, все же по умственному развитию принадлежал к так называемой интеллигенции, в общераспространенном смысле этого слова. Он имел живое и пылкое воображение, с увлечением читал все, что попадалось ему под руку. Но, к несчастью, ему попадались только нигилистические книги и анархистские газеты!

С восприимчивостью, свойственной юным умам, которые очень быстро усваивают чужие идеи, Леонтье вообразил своими собственными все доктрины нигилизма и анархии…

Присяжные признали смягчающие вину обстоятельства для этого ребенка и поступили справедливо, так как ответственность его, действительно, была ограничена.

Глава 6 Фальшивомонетчики и анархия

Проявления анархии были весьма разнообразны, и я хотел отметить главнейшее из них. Например, одно время была мода бить стекла в больших магазинах. В 1893 году, во времена Вальяна, один типограф бросил булыжник в окно магазина на улице Оперы. Его приговорили к шестимесячному тюремному заключению.