Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

Я пропустил мимо ушей проклятие, сорвавшееся с его уст. Мое внимание было привлечено этой чугункой, топившейся в такой ранний час, хотя на ней ничего не приготовлялось. Быстро, рискуя даже обжечь себе пальцы, я открыл дверцу печки и увидел там некоторое количество гипсовых формочек, предназначавшихся для фабрикации фальшивых монет.

С увлечением охотника напавшего на неожиданный след, я весело принялся рассматривать мою находку, как вдруг шум возни и сдержанный крик заставили меня невольно обернуться.

— Патрон! — воскликнул бледный и взволнованный Бербен, показывая револьвер, который он только что вырвал из рук Модюи. — Негодяй хотел вас убить!

— Нет! — ответил Модюи, сохранивший спокойствие и самообладание. — Если я вынул револьвер из кармана, то лишь с целью лишить себя жизни!

Достоверно лишь одно: что в ту минуту, когда я наклонился, чтобы взглянуть в очаг, Модюи вынул из кармана револьвер, но Бербен с быстротой молнии обезоружил его.

Выстрел еще не последовал, и я предпочел принять версию фальшивого монетчика и в своем протоколе просто записал о попытке Модюи лишить себя жизни.

При разборе дела на суде только об этом и было упомянуто.

Впрочем, как я уже говорил выше, все время, пока состоял на службе сыскной полиции, я постоянно старался забывать угрозы и оскорбления, которым подвергался со стороны обвиняемых. Мне казалось просто бесчеловечным усугублять вину этих несчастных, которым и без того в перспективе предстояло почтенное количество лет тюремного заключения или даже каторги.

Наконец, почему бы, в самом деле, не допустить, что Мо-дюи сказал правду? Этот бедняга имел достаточно поводов желать смерти!

Он был приговорен к пятилетнему тюремному заключению, но если бы я добавил обвинение в покушении на мою жизнь, то очень возможно, что он был бы осужден подобно его товарищам, Кашино и Бриену, на пожизненную каторгу… Но от этого, право, ни я, ни общество ничего не выиграли бы.

Этот процесс был интересен лишь анархистскими рассуждениями подсудимых, а также историей одного достопримечательного побега.

Кашино в особенности много ораторствовал о естественном праве всех людей добывать себе каким бы то ни было способом удобства и радости жизни, которых они желают.

— Вот почему, — говорил он на предварительном следствии, — мои товарищи и я делали фальшивые монеты.

В то время анархистам еще позволяли прочитывать на суде их маленькие стилистические упражнения, и Кашино прочел возмутительно растянутую и запутанную речь, которой успел только нагнать зевоту на слушателей…

Бриен, принявший на себя роль комика, сыпал тяжеловесными анархистскими остротами.

— Нас судят, — говорил он, — за то, что мы делали фальшивые деньги, но если бы нас кормили даром, нам не нужно было бы заниматься этим ремеслом!

Потом он добавил:

— Мы — жертвы, черт возьми! Впрочем, такова уж здесь система. Одни жрут не переставая, а другим приходится с голову умирать.

Дело фальшивых монетчиков было очень скоро распутано, что же касается попытки бегства, то она до некоторой степени сделалась эпической.

В провинциальных тюрьмах, — за исключением больших городов, как Лион, Марсель, Лиль и пр., — все происходит по-домашнему, и можно подумать, что многие старинные места заключений выстроены исключительно для того, чтобы благоприятствовать побегу узников.

В тюрьме маленького городка Труа, где были заключены фальшивые монетчики, они беспрепятственно могли затеять побег, под осень Кашино, Масубр и Бриен начали сильно скучать, тем более что их товарищ Модюи еще не был выслан в Труа и, по всей вероятности, также скучал в Мазасе.

Правда, за отсутствием Модюи, они нашли себе приятного компаньона в лице некоего Судана, осужденного на восьмилетнюю каторгу за воровство и грабежи. Этот молодец был также не прочь вырваться на свободу.

План побега был тщательно комбинсирован. Масурб, по ремеслу слесарь, подделал ключи к внутренним дверям тюрьмы, а также изготовил крючки, с помощью которых можно было бы перебраться через наружную ограду. Другие заговорщики усердно занялись изготовлением веревок.

Но всех этих классических приготовлений к бегству было недостаточно. После размышления, они пришли к выводу, что всего лучше не лазить через ограды, а раздобыть ключи от наружных дверей.

Тогда они решили бежать в ту ночь, когда сторож, он же и тюремный привратник, будет совершать ночной обход. С этой целью они предполагали напасть на него, связать его и заткнуть ему рот, потом в связке его ключей отыскать тот, которым отпирается дверь на улицу.

Наконец, в один прекрасный вечер, когда ожидаемый сторож появился в отделении заключенных, собираясь запереть двери их коридора, на него вдруг набросились четверо узников. Кашино заткнул ему рот и накинул на лицо простыню, а остальные повалили его на землю и стали душить.

Однако сторож оказался очень сильным, он энергично отбивался, ему удалось вытащить кляп и крикнуть. Тогда Кашино еще раз попытался зажать ему рот. Сторож сделал отчаянное усилие и освободился.

Испуганные заговорщики разбежались.