Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

На следующее утро мне суждено было испытать первое разочарование.

Явившись в комиссариат на улице Фрер-Орбан, я узнал, что моя американка, госпожа Мак-Дональд, исчезла, по всей вероятности выведенная из терпения назойливостью журналистов, и второпях забыла даже рассчитаться по счету в гостинице… Но она оставила у комиссара знаменитый платок, данный ей незнакомцем. Этот платок нисколько не походил на платки, найденные в чемодане Геслера в гостинице Калье. Наконец, даже метка на нем была совсем иная.

Действительно, мне достаточно было внимательно рассмотреть платок, чтобы заметить, что он помечен инициалами «С. С.» а не «G. G.».

Итак, я приехал в Брюссель только для того, чтобы сделать это открытие. Ошибка возникла просто потому, что платок, предъявленный госпожой Мак-Дональд, был помечен готическими буквами.

По всей вероятности, чтобы меня утешить, один бельгийский журналист сообщил мне, что лет семь тому назад некий Геслер подозревался в убийстве служанки близ ворот Халле. Его арестовали, но потом выпустили на свободу.

На следующий день я мог допросить этого человека в кабинете господина Росселя, комиссара центрального округа.

С первых же минут этот злополучный однофамилец Геслера убедил нас, что он не то лицо, которое я разыскивал, так как в продолжение нескольких месяцев он не выезжал из Брюсселя. Все соседи по кварталу могли подтвердить его алиби.

Сильно раздосадованный, я отряхнул прах от ног своих в столице Бельгии, где, кстати сказать, меня очень радушно приняли, и в тот же день выехал в Кёльн.

На немецкой границе я испытал неприятное чувство, увидев впервые после войны остроконечные каски. Впрочем, с течением времени мой былой шовинизм значительно поохладел, и я знал, что для успешного приведения моей миссии к концу я должен прибегнуть к благосклонному содействию немецкой полиции. Вот таким-то образом сама жизнь научает иногда благоразумию и дает самые вразумительные уроки.

Когда таможенный чиновник вошел в наш вагон, разыгралась довольно забавная маленькая сцена. Этот субъект не знал ни слова по-французски, равно как я ни слова по-немецки. Однако я понял традиционную фразу:

— Haben sie nichts zu declariren? (He имеете ли чего-нибудь объявить?)

Я сделал головой отрицательный знак, однако добросовестный чиновник, по всей вероятности желая исполнить свой долг до конца, заметил маленький чемодан Геслера из отеля Калье, который я положил на верхнюю полку, и сказал:

— Mashen Sie mir das auf, bitte… (Потрудитесь открыть вот это.)

На этот раз я не понял и не хотел понять. Мне было неприятно открывать этот старый чемодан, заключавший в себе довольно сомнительной чистоты вещи. В конце концов меня, пожалуй, задержали бы как простого контрабандиста, если бы один очень любезный офицер, находившийся в вагоне, предупредил меня по-французски, что я обязан повиноваться. Тогда, к изумлению моих элегантных спутников 1-го класса, я открыл чемодан Геслера и вынул его грязное белье!

Чрезвычайная любезность, с которой меня принял господин фон Кениг, Polizei President, то есть начальник полиции в Кёльне, очень скоро утешила меня и заставила забыть маленькое столкновение с таможенным чиновником.

С вокзала железной дороги я отправился прямо на квартиру французского консула господина Бранда, которого, впрочем, не застал. Но его зять, господин Гельмерс, тотчас же предложил мне свои услуги и повез меня к префекту полиции.

Господин фон Кениг поднял на ноги всех своих агентов.

После пятиминутного разговора я понял, что арест Геслера для немецкой полиции является вопросом чести или самолюбия, единственно потому, что казалось доказанным, что Геслер принимал участие в преступлении на улице Монтень и был сообщником Пранцини. Само собой разумеется, я воздержался высказывать, что считаю Пранцини единственным виновником, так как тогда никто не пожелал бы заниматься «бесцельными розысками».

Я презентовал кёльнскому префекту полиции сенсационные фотографии убитых женщин и портрет Пранцини, чем, кажется, доставил ему большое удовольствие. Он немедленно отдал приказ своим агентам навести справки во всех отелях, не жил ли там когда-нибудь Геслер. Затем он познакомил меня с господином Блюмом, комиссаром полиции, который прекрасно говорил по-французски и вызвался отправиться со мной по всем главным табачным магазинам в городе.

В Кёльн я приехал единственно потому, что нашел в чемодане Геслера несколько бумажных пакетов из-под табака с адресами различных кёльнских магазинов.

Человек, имевший в своем чемодане пять или шесть таких оберток с адресами кёльнских табачных магазинов, по всей вероятности, пробыл в этом городе более или менее продолжительное время.

И вот, я принялся странствовать из магазина в магазин, повсюду описывая приметы Геслера, которые господин Блюм переводил на немецкий язык всем белокурым немочкам, торгующим в табачных лавках.