Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

В большинстве случаев я получал уклончивые ответы. Продавщицам каждый день приходится видеть столько покупателей, что всех их запомнить очень трудно… Однако у Камиля Рубе, на Хоештрассе, 102, одна очень смышленая маленькая брюнеточка сказала мне, что хорошо знает моего Геслера, только, к сожалению, он уже недель пять не заходил к ней. Это был бедняк в сильно поношенном платье. В последний раз он сказал ей с печальной улыбкой:

— Сегодня я прокурю последний мой пфенниг!

Конечно, я узнал немного, но все-таки кое-что, а спустя несколько минут совсем просиял, когда, возвратясь в полицейскую префектуру, услышал от фон Кенига:

— Ну, мы разыскали вашего Геслера!

Действительно, его агенты узнали, что один субъект, назвавшийся этим именем, проживал в Европейской гостинице с 29 января по 2 февраля. Я тотчас же отправился в эту гостиницу и узнал, что некий Геслер, лет тридцати на вид, с темно-каштановыми усами и вполне соответствующий приметам Геслера из отеля Калье, пробыл здесь несколько дней и уехал, не уплатив по счету 24 марки 55 пфеннигов. Кроме того, я узнал одну подробность, имевшую для меня большое значение. Геслер из Европейской гостиницы — так же, как и мой Геслер, — постоянно казался озабоченным и мрачным. Я уже мечтал, что мне улыбнется неслыханное счастье поймать мою дичь почти в начале охоты.

Вскоре явился еще один агент, сообщивший новые подробности о Геслере. Этот странный человек положительно имел манию исчезать из гостиниц не расплатившись по счетам. Сыщики напали на его след еще в отеле «Тиль», где он также оставил по себе воспоминание в виде неоплаченного счета в 41 марку 90 пфеннигов и свой чемодан.

Я набросился на этот чемодан с понятным нетерпением, но меня ожидало глубокое разочарование. В этом чемодане также было белье, но, увы, совсем не с такими метками, которые я ожидал увидеть. Мираж окончательно рассеялся, когда хозяин гостинцы показал мне адрес сбежавшего жильца, который уехал в Баварию к своему отцу. Письмо этого последнего вполне убеждало, что Геслер не мог быть в Париже 16 марта.

В довершение всего этого в чемодане из отеля «Тиль» была найдена фотографическая карточка беглеца. Этот Геслер не имел ни усов, ни бороды и носил монокль. Итак, я напал на ложный след.

На следующий день я наскоро написал господину Тайлору:

«Я на дороге между Кёльном и Берлином. Еду на курьерском поезде и с большим трудом, вследствие тряски, пишу эти строки. Посылаю вам фотографическую карточку Геслера, который, как и наш Геслер из отеля Калье, имел привычку не платить в гостиницах. Но я уверен, что это не тот человек, который нам нужен. Я всегда утверждал, что наш Геслер из отеля Калье, по всей вероятности, не вернулся в Германию. Единственное, на что я могу надеяться, — это найти следы его пребывания и, может быть, установить его личность. Во всяком случае, это очень трудная миссия».

Должно быть, я был сильно огорчен, если написал такое письмо. Однако мое упрямство скоро взяло верх над унынием, и я приехал в Берлин с твердой решимостью обыскать хоть всю Германию, но найти человека, купившего чемодан и пристежные воротнички, которые я повсюду таскал с собой.

Господин Тайлор относился довольно скептически к моему предприятию. Он каждый день писал мне, сообщая новые подробности о деле Пранцини. В отеле «Континенталь», где, как я сообщал ему, я рассчитывал остановиться, меня ожидало первое его письмо.

Известия, которые он мне сообщал о Пранцини, были подавляющего для него свойства. Он был узнан ножовщиком, который продал ему нож.

Он был узнан не только приказчиком, но и хозяйкой магазина. Сомневаться в правдивости их показаний было немыслимо, однако Пранцини упорно продолжал отрицать.

Наконец, Пранцини повели на улицу Монтень в 10 часов вечера, где он оставался до 2 часов ночи. Обстановка, в которой совершено преступление, не произвела на него никакого впечатления, он остался невозмутимым и совершенно спокойным. Однако он придумал новую версию. Теперь он утверждал, что, возвратясь к своей сожительнице, госпоже С., он лег на диване в салоне. Он сделал это с особым расчетом возбудить ее ревность.

Пранцини очень спокойно и беспрекословно исполнял все, чего от него требовали, и даже не вздрогнул, когда ему показали страшные фотографии его жертв.

Господин Гюльо устроил еще одну очную ставку с госпожой С., но и на этот раз не добился признания.

— Заклинаю вас, Пранцини! — воскликнула госпожа С. — Скажите правду.

— Это вы не говорите ее, — невозмутимо ответил он.

Наконец, господин Гюльо заставил Пранцини надеть цилиндр, приподнять воротник пальто и пройти мимо привратника. Но этот последний все-таки не мог признать в нем человека, который проходил мимо его каморки в одиннадцать часов вечера, в ночь преступления.