Убить Саламандру

— Рудольская Анна Анатольевна, как представитель Санкт-Петербургского асфалийского отделения, я имею предписание на незамедлительное устранение любой опасности, связанной со Сломом. По специальному постановлению от первого сентября 20ХХ года, подписанного ООН, вы, Рудольская Анна Анатольевна, Сломанная, известная как Саламандра, должны быть пойманы и оперативно казнены для решения кризисной ситуации. Я прибыл уведомить вас, что казнь состоится сегодня, двадцать первого июля 20ХХ года, после захода солнца в двадцать два ноль-ноль на Дворцовой площади. Казнь будет задокументирована представителями СМИ и осуществится при помощи расстрела. У вас есть право хранить молчание. Просим вас не сопротивляться сопровождению на место казни во избежание применения к вам силы.

Отрапортовав свою речь, Фёдор Михайлович повернулся к четырём подчинённым, стоявшим у самой стены — как можно дальше от Анки. Они не увидели взгляда капитана, и ему пришлось кашлянуть, а Антонине Евгеньевне подтолкнуть одного из асфалийцев к действию. Только после толчка молодые служители закона направились к пленнице, не сводя с неё широко открытых от страха глаз.

Анка усмехнулась. Один из асфалийцев начал снимать с её правой руки цепь, его рука мелко дрожала. Когда путы ослабли, Анка резко дёрнулась вперёд, клацнув зубами около уха незадачливого парня, заставив его отшатнуться и упасть на пол. Прогремел выстрел.

В ушах звенело, но Анка не чувствовала боли. Повернув голову в сторону, откуда раздался громкий хлопок, она увидела дрожащее дуло пистолета, направленное на неё.

К афалийцу тотчас подскочил капитан и с силой ударил по затылку так, что молодой парень чуть не выронил пистолет из рук.

— Болван! А что, если бы ты убил её? Она нужна нам живой.

— Н-но, с-сэр, — проговорил успевший встать первый асфалиец. — Эт-то ведь С-с-с…

— Саламандра, идиот, — повернулся к нему Фёдор Михайлович. — Да, это она. Мы с вами поймали чёртову причину Слома, так ведите себя подобающе: ради этого дня и сформировали наш отряд!

Голос капитана отражался от стен, раздваиваясь и растраиваясь, попадая в голову каждого, придавая уверенности асфалийцам. Страх в их глазах понемногу сменялся гордостью от возложенной на них ответственности. Именно они поведут Сламандру на эшафот.

Анку скривило от слов, что она причина Слома, но она промолчала. Насчёт Амерева ей всё равно не поверят. Сопротивляться смысла тоже не было: асфалийцы приведут её туда, куда ей нужно. Поэтому Анка больше никак не мешала трём молодым людям снимать с неё путы, которые тут же снова сковали её, но уже мобильнее, позволяя передвигаться на своих ногах. Четвёртый из парней, тот, что стрелял в неё, всё также наставлял пистолет, но держал его ниже, чтобы в случае необходимости — как же он надеялся, что такого не произойдёт — попасть Саламандре в ноги.

Анку уже открыто провели вниз, ни от кого не скрывая. Попадающиеся по дороге люди либо столбенели, пытаясь слиться со стеной, либо сбегали, не забывая отправить сообщение своим друзьям и близким: «Саламандру поймали!».

В глазах большинства — преимущественно тех, кто остался, а не убежал — Анка помимо страха заметила и другое чувство, почти такое же сильное, — жажду убийства. Они желали ей смерти. Хотели, чтобы она умерла, чтобы её хладный труп покончил со свалившейся на них катастрофой. Они все верили, что смерть Саламандры спасёт их от Слома. И Анка даже не могла их винить: она испытывала жалость к этим людям, которых катастрофа лишила привычной жизни, у многих, вероятно, забрала близких и любимых. Теперь они искали любой способ вернуть всё на свои места. Даже если для этого придётся убить человека.

На улице стоял автомобиль. В отличии от Влада Анка не различала марки машин по внешнему виду, и вряд ли бы смогла отличить одну похожую машину от другой, но здесь она была уверена: перед ней тот самый автомобиль, что приезжал к её старому дому. Тот самый, на котором приехало трое асфалийцев, один из которых отрезал кисть её отцу. Анка на мгновение остановилась, но её сразу же грубо толкнули вперёд, натягивая цепь, по которой прошла волна тока, заставляя пленницу двигаться. Анка обернулась на молодых асфалийцев, внимательно оглядела их с ног до головы, бросила взгляд на столпившихся сзади, но никто из них не показался ей знакомым — слишком далеко она тогда находилась от входной двери.

Повели, однако, Анку к другой, серебристой, машине, спрятавшейся за громоздким чёрным внедорожником в тени домов.