Убить Саламандру

Макс снова оставался в машине — стационарно, а не на ходу, он мог больше контролировать камеры и технику, — и сколько бы его не грызла совесть, что он снова бросает друзей на амбразуру, все понимали, что это единственно правильное решение. На Влада с Алиной ложилась задача более сложная — проникнуть внутрь и по возможности вытащить Анку до того, как её поведут на подготовленную для неё сцену. Самоуверенность Сергея Борисовича, решившего, что Анка всё ещё в его власти, играла на руку — рядом с ней не было асфалийцев, и у друзей появлялся шанс на дерзкий побег.

Перед уходом, пока Влад и Макс обсуждали последние детали, взгляд Алины упал на коробки с консервами, которые всю дорогу составляли ей соседство. Среди яств с тунцом и свининой Захарова приметила предмет, выбивающийся из общей картины, а, наклонившись ближе, не сильно удивилась, обнаружив нож — Макс окружал себя неимоверно огромным количеством несистематизированного хлама.

Нож идеально лёг в карман-кенгуру светло-серой толстовки, которую Алина нашла в багажнике и надела на себя, прикрывая капюшоном волосы и лицо. На площади столпилось уже более ста человек, и две небольшие фигуры, быстрым шагом прошмыгнувшие к одному из неохраняемых входов, не привлекли внимания Асфалии. Ор и крики журналистов, требующих немедленно дать ответы на все вопросы, занимали их больше.

Глава 27

21 июля. 20:23

Как только Анка начала спуск ниже уровня земли, левое ухо, в который был воткнут микронаушник, пронзило болью. Из гаджета раздался свист, сводящий с ума, и, Рудольская, сделав вид, что потирает ухо, вытащила раздражающий гаджет, бросив его в тёмный угол коридора. Вместо свиста начал нарастать всё усиливающийся звон колокольчиков.

Подвалы должны были навевать воспоминания — несколько лет назад Анка приходила сюда на экскурсию с мамой. Скудное освещение, пыль, облупившаяся облицовка стен, картины с эрмитажными котами и сами усатые жители, то и дело прошмыгивающие мимо ног незваных гостей. Тёплые трубы были обмотаны тканью. Везде, куда ни глянь, лежанки, кормилки, поилки или игрушки — настоящий кошкин дом. С соответствующим ярким запахом. Дедушка-экскурсовод предупреждал, что шерстяные хранители Эрмитажа не любят, когда к ним ходят в гости незнакомые люди. Ещё он рассказывал про призрак водопроводчика, который в три часа ночи бьётся головой о трубы, и о «смотрилках», старушках, громко топающих в пустых залах наверху. «Эрмики», как ласково называли котов, жили неплохой жизнью, сытые и довольные. До поры до времени.

От тех воспоминаний осталось только неяркое освещение, в остальном место изменилось до неузнаваемости. Белые, отремонтированные стены, аркой переходящие в потолок, новые трубы, чистый, уложенный линолеумом пол, никаких игрушек или лежанок, даже в аромате не чувствовалось ни единого упоминания, что некогда это было убежищем для усатых жителей. Глубоко вдохнув, Анка улавливала далёкий больничный аромат, в остальном старинный подвал казался стерильным, лишённым былой жизни. И этот запах вернул более новые воспоминания о том, как её водили по этим коридорам: от лаборатории к лаборатории, от камеры во внешний мир, возвращалась из которого Анка с ароматом пепла и железа, пропитавшим волосы и кожу.

Анку передернуло. После самых длительных провалов в памяти этот запах преследовал её ещё несколько дней.

Один из первых закоулков, где около неприметной двери стоял охранник — не асфалиец (как и те, кто сопровождал их сейчас) в огромных наушниках, делающих его похожего на обезьяну, — смутно напомнил Анке и о её заключении, но их компания быстро прошла дальше, и пленница не смогла в этом удостовериться. Остановись конвой хоть на секунду, то возможно Анка и увидела бы, что перед камерой один из покрашенных кирпичей отвалился точно напротив решётки на двери, повторяя её прямоугольные формы, зияя тёмным несовершенством в этой стерильной обстановке. То, что сама Анка этот кирпич и выбила, запустив в него железную миску с супом, она не помнила.

В конце коридора появилось новое лицо — щуплый человек в белом халате, казавшийся намного ниже ростом, чем он есть на самом деле, из-за сутулой спины и подогнутых ног. Редкие волосы, кое-как прикрывающие лысеющую голову и огромные очки с толстыми линзами, ещё больше увеличивающие и без того широко раскрытые глаза, создавали типичный портрет «ботаника», что дополняла и огромная папка с вываливающимися листами из неё, прижатая его дрожащими руками к груди.

— Савелий Викторович, дорогой мой, — Сергей плавно протанцевал к человеку в халате и приобнял того за плечи, чуть приподнимая от пола, — вы лично вышли нас встретить? Как мило с вашей стороны!

Сергей Борисович расплылся в улыбке, становясь отдаленно похожим на одного из бывших обитателей этих подвалов — только усов и шерсти не хватало — после одного из самых сытных ужинов. Щуплый человек стойко выдержал хватку гиганта, поправляя сползшие очки, когда его вернули на землю.