Читаем Убю король и другие произведения полностью

Папаша Убю: Где же вы, господин Совесть? Трах-тебе-в-брюх, вы всегда давали мне дельные советы. Мы покаемся и частично восстановим вас в правах. Мы отменим головотяпство.

Совесть: Сударь, я отнюдь не хочу смерти грешника, и т. д. и т. п. Сейчас я протяну вам руку помощи.

Папаша Убю: Поспешите, сударь, мы погибаем. Вытащите нас из этой дыры, и мы отпустим вас из чемодана на выходные.

Совесть вытаскивает Убю и сбрасывает чемодан в погреб.

Совесть (размахивая руками): Благодарю вас, сударь. Мы бы вам рекомендовали заняться гимнастикой. Нет ничего полезнее гимнастики. Спросите любого врача.

Папаша Убю: Трах-тебе-в-брюх, сударь, вы слишком шумите. Сейчас мы докажем, что и в этом деле нам нет равных, и исполним наш коронный прыжок — сальдо анале, что, конечно, удивительно, при нашем-то пузоне.

Пускается вприпрыжку.

Совесть: Сударь, умоляю вас, прекратите, вы сейчас проломите пол и снова провалитесь в какую-нибудь дыру. Вы лучше полюбуйтесь, какие мы гибкие. (Повисает вниз головой.) Ой, помогите, я сейчас шею сверну, спасите меня, господин Убю.

Папаша Убю (садится): И не подумаем. В настоящий момент мы заняты — перевариваем обед, а не то наш пузон лопнет. Через пару часов процесс завершится и мы поспешим вам на выручку. Вообще-то мы не привыкли возиться со всякой рванью!

Совесть извивается и падает прямо на брюхо Убю.

Папаша Убю: Прекратить безобразие, сударь! Мы терпеть не можем никакого шума, и вам я тоже шуметь не позволю!

Не найдя чемодана, хватает Совесть за ноги, открывает заднюю дверь и засовывает ее головой вперед в щель между каменными плитами.

Сцена IV

Папаша Убю, Молотилы

Трое Молотил (стоя в сундуках): Все знают, что затея пустая нос свой совать и его доставать. Есть у каждого резон почитать его пузон! А не то, убена мать, будет вам несдобровать! Каждому ясно, что шутить с ним опасно.

Он такой импузантный! ой импузантный! ой импузантный!

Тем временем Папаша Убю возжигает едреную свечку, при этом горит водород в серных парах; устроенная по принципу философского Органа, свечка издает протяжный звук флейты. Затем Убю вешает на стену две таблички: «Машинная стирка с лица земли» и «Опытный настройщик приструнит».

Дерьмоглот: Ух! Хозяин, некоторым людям приходится несладко. Господин Дурантье за сегодняшний день одиннадцать раз побывал в Отжимке на Площади Согласия. Ух!

Мудрила: А я, хозяин, отнес по назначению мешок побоев и горшочек срыни. Ух!

Карнаух: Хозяин, я тут сбегал в Египет и доставил оттуда певца по имени Мемнон. Я вот тут подумал, надо ли его заводить каждое утро. А покамест я отправил его на Гонимонетный двор. Ух!

Папаша Убю: Всем молчать. Не мешайте нам медитировать. Сфера — совершенная форма, солнце — совершенное небесное тело, и голова наша, по форме напоминающая солнце и всегда обращенная к нему, тоже совершенна. И глаз наш есть не что иное, как подобие и зерцало этого светила.

Сфера есть ангельская форма. Человеку дано быть лишь несовершенным ангелом. Бочка более совершенна, нежели цилиндр, и менее совершенна, нежели сфера. Сверхчувственное тело свет свой из бочки излучает. Мы изоморфны этой бочке и потому прекрасны.

Молотилы: Все знают, что затея пустая нос свой совать и его доставать. А не то, убена мать, будет им несдобровать.

Папаша Убю встает из-за стола и принимается расхаживать по комнате.

Молотилы: Он такой импузантный! ой импузантный! ой импузантный! И пузон его знатный, распузон его знатный! Виват, Папан Убю!

Папаша Убю:Non сит vacaveris, pataphysicandum est, как сказал Сенека. Для полноты картины не хватает одной маленькой заплаты на нашем философском рубище. Omnia alia negligenda sunt, весьма непочтительно, ut huic assideamus, употреблять для столь низменных нужд бочонки и бочки, что жестоко унижает достоинство Главного Казначальника, то есть нас. Cui nullum tempus vitae salis magnum est, потому-то мы изобрели устройство, которому присвоили славное имя срынекачки.

Достает её из кармана и ставит на стол.

Молотилы: Ух, хозяин!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза