Читаем Убю король и другие произведения полностью

А еще ниже хлорофилл, похожий на косяк зеленых рыбок, не спеша пробирался заученной дорогой в потаенных каналах капустного листа…

X

О славном павиане Горбозаде, который из всех слов человеческого языка знал лишь одно: «А-га!»

Кристиану Беку

«Эй, ты, — степенно начал Жиромон, — слушай-ка, что я тебе скажу: твою рубаху я натяну вместо дырявого паруса; ноги поставлю мачтами, а культи рук прибью вместо рей; скелет твой станет остовом, а сам ты балластом пойдешь под воду с шестью дюймами стали под ребром… А раз под бушпритом новоявленного корабля будет торчать твоя башка, то нарекаю тебя: дубина стоеросовая…».

ЭЖЕН СЮ, «Саламандра»

Горбозад был обезьяной-павианом, не то чтобы бабуином, но страдавшим водянкой мозга балдуином — это точно, однако не то чтобы полным тупицей (по причине оного изъяна), скорее, просто не таким умным, как большинство его сородичей. Ту пару иссиня-пурпурных мозолей, которые у них обыкновенно украшают ягодицы, нашему герою Фаустролль сумел искусно пересадить, и не куда-нибудь, а прямо на щеки: алую половинку — на левую, лазурную — на правую, так что в целом его плоскую физиономию можно было поднимать на мачту вместо государственного флага.

Не удовольствовавшись содеянным, доктор возжелал научить его говорить, и если Горбозад (названный так в честь двух характерных холмиков известно откуда взявшихся щек) французским языком так в совершенстве и не овладел, он мог вполне внятно произнести несколько распространенных бельгийских выражений: например, именовал спасательный круг, подвешенный к корме Фаустроллева челна, «плавательным пузырем, снабженным соответствующей надписью», — однако чаще всего Горбозад сотрясал воздух следующим монотонным восклицанием:

— А-га, — изрекал он на чистом французском — и больше не добавлял ни слова.

Сей персонаж сослужит нам немалую пользу на всем протяжении настоящей книги, прерывая своим возгласом чрезмерно длинные пассажи; похожими приемами пользовался, скажем, Виктор Гюго («Бургграфы», часть I, сцена II):

— И это все?

                   — Отнюдь; изволь послушать дальше


или Платон (в самых разных произведениях):


— , .

— .

— .

— , , .

— .

— .

— .

— .

— .

— .

— , .

- , .

- .

- . ’, .

- .

- .

- .

- .

- .

- .

- , .

- .

- .

- .

- .

- .

- .

- .

- .

- .

- .

- .

- .

- .

- .

- ’ .

- .

- .

- .

- .

Конец рукописи доктора; далее продолжается дневник Рене-Изидора Скоторыла.

Книга третья

ИЗ ПАРИЖА В ПАРИЖ МОРЕМ, ИЛИ БЕЛЬГИЙСКИЙ РОБИНЗОН

Альфреду Валетту

и всех расспрашивал, какие тут есть ученые и какому вину в этом городе отдают предпочтение.

Гаргантюа, гл. XVI

XI

О посадке в ковчег

Горбозад спустился по лестнице мелкими шажками — он осторожно прикасался к ступеньке пяткой и лишь затем, будто расклейщик, расправляющий неподатливый край афиши, плавно опускал носок; подражая обращавшимся к ученикам древнеегипетским наставникам, челн на плече он придерживал ушами. Когда двенадцатиметровый нос корабля, похожий на гигантскую меч-рыбу, еще только выбирался из коридора, днище рыжего металла уже поблескивало на солнце, будто спинка водяного клопа. Изогнутые лопасти вёсел глухо звякнули о древний камень перил.

— А-га, — произнес Горбозад, сбрасывая челн на мостовую, на сей раз, впрочем, не проронив больше ни звука.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза