А еще ниже хлорофилл, похожий на косяк зеленых рыбок, не спеша пробирался заученной дорогой в потаенных каналах капустного листа…
X
О славном павиане Горбозаде, который из всех слов человеческого языка знал лишь одно: «А-га!»
«Эй, ты, — степенно начал Жиромон, — слушай-ка, что я тебе скажу: твою рубаху я натяну вместо дырявого паруса; ноги поставлю мачтами, а культи рук прибью вместо рей; скелет твой станет остовом, а сам ты балластом пойдешь под воду с шестью дюймами стали под ребром… А раз под бушпритом новоявленного корабля будет торчать твоя башка, то нарекаю тебя:
Горбозад был обезьяной-павианом, не то чтобы бабуином, но страдавшим водянкой мозга балдуином — это точно, однако не то чтобы полным тупицей (по причине оного изъяна), скорее, просто не таким умным, как большинство его сородичей. Ту пару иссиня-пурпурных мозолей, которые у них обыкновенно украшают ягодицы, нашему герою Фаустролль сумел искусно пересадить, и не куда-нибудь, а прямо на щеки: алую половинку — на левую, лазурную — на правую, так что в целом его плоскую физиономию можно было поднимать на мачту вместо государственного флага.
Не удовольствовавшись содеянным, доктор возжелал научить его говорить, и если Горбозад (названный так в честь двух характерных холмиков известно откуда взявшихся щек) французским языком так в совершенстве и не овладел, он мог вполне внятно произнести несколько распространенных бельгийских выражений: например, именовал спасательный круг, подвешенный к корме Фаустроллева
— А-га, — изрекал он на чистом французском — и больше не добавлял ни слова.
Сей персонаж сослужит нам немалую пользу на всем протяжении настоящей книги, прерывая своим возгласом чрезмерно длинные пассажи; похожими приемами пользовался, скажем, Виктор Гюго («Бургграфы», часть I, сцена II):
или Платон (в самых разных произведениях):
— , .
— .
— .
— , , .
— .
— .
— .
—
—
— .
— .
— .
— , .
- , .
- .
- . ’, .
- .
- .
- .
- .
- .
- .
- , .
- .
- .
- .
- .
- .
- .
- .
- .
- .
- .
- .
- .
- .
- .
- ’ .
- .
- .
- .
- .
Книга третья
ИЗ ПАРИЖА В ПАРИЖ МОРЕМ, ИЛИ БЕЛЬГИЙСКИЙ РОБИНЗОН
XI
О посадке в ковчег
Горбозад спустился по лестнице мелкими шажками — он осторожно прикасался к ступеньке пяткой и лишь затем, будто расклейщик, расправляющий неподатливый край афиши, плавно опускал носок; подражая обращавшимся к ученикам древнеегипетским наставникам,
— А-га, — произнес Горбозад, сбрасывая