Убивая тени

– Не зацикливайся слишком сильно. Ты удивишься, насколько тебе понравится отсутствие контроля. Жизнь сама по себе хаос, и пребывание в нем уже составляет половину веселья. – Я увидела, как дрогнуло его горло, а на кончике языка застыл вопрос, когда он уставился на место, где лежала моя рука.

Я не полная дурочка. До меня доходили слухи о том, что Джуд делал для Сириана – что Сириан заставлял его делать, – и я подозревала, что именно это его сокрушило. Когда в последний раз он делал что-то для себя? Когда в последний раз по-настоящему поддавался своим желаниям?

Прежде чем Джуд успел озвучить собственные мысли и, скорее всего, опровергнуть мои слова, я сказала:

– Пойду позабочусь о лошади. И может, даже выпью еще одну чашку кофе. – Я поднялась на ноги и медленно отступила, балуя капитана самой озорной ухмылкой. Казалось, я приберегала ее исключительно для него.

Губы Джуда растянулись в тонкую линию, но карие глаза сверкнули чистым золотом.

Оставив капитана с его пристальным взглядом позади, я поспешила к своей кобыле, которая смотрела на меня так, словно пыталась обругать.

– Ох, тише, Старлайт, – пожурила я ее, поглаживая по гриве. – Все равно из этого ничего не выйдет. Но должна же девушка получить от жизни немного удовольствия, прежде чем сыграет в ящик. – Старлайт заскулила и прильнула к моему плечу, наслаждаясь лаской, которую я проявляла к ее спутанным темным прядям.

Закрепив седло и уложив вещи, я села на лошадь и повела ее к остальным рыцарям, пристроившись рядом с Патриком и его белоснежным конем. Счастливчик раздобыл прекрасную лошадь, без видимых причуд, в отличие от моей.

Словно почувствовав, что я думаю о ней, Старлайт тряхнула густой гривой, резко подбросив меня в седле.

– Ты специально украла старую лошадь? – хмыкнул Патрик, изучая Старлайт. Он поднял голову, и его зеленые глаза стали мягкими и добродушными от факела, который нес Картер.

– К твоему сведению, я ее не крала, а обменяла. – Что отчасти было правдой.

– Ах, ну что бы ты ни отдала взамен, тебя обвели вокруг пальца. – Патрик попытался подавить фырканье, но не смог. С треском провалился.

– Старлайт, – я крепко похлопала ее по спине, – прекрасная лошадь. Любому рыцарю повезло бы на ней ездить. – При моих словах она с игривой решимостью зацокала копытами.

Кобыла все больше мне нравилась.

Патрик провел рукой по подбородку и произнес уже серьезным тоном:

– Хотел бы я сказать, что рад твоему прибытию. Но это не так. Ты поступила беспечно, Ки.

Я ощетинилась:

– Повторю, что это мое решение. Забудь, Пат. – Я устала от того, что все твердили, как наивно я поступила, приехав сюда. Ничто за пределами границ меня не пугало. Но что действительно тревожило, так это вероятность того, что Патрик или другие пострадают, а меня не будет рядом, чтобы их защитить. Я не готова больше ничего терять.

Сожаление – самое суровое наказание. Не Туман. И не смерть. Еще один жизненный урок от дяди Мики.

Я усвоила его на собственном горьком опыте в день своего четырнадцатилетия.

Лиам несколько недель уговаривал меня пойти с ним на ежегодную деревенскую ярмарку. Там проходили парады, царило веселье и всюду громоздились палатки с товарами со всего королевства. Зрелище обещало быть грандиозным, но, будучи вздорной и замкнутой натурой, я отказала Лиаму. Мне не хотелось находиться в окружении знакомых мне людей, притворяясь, что их взгляды меня не беспокоят. И то, как они украдкой рассматривают мои руки в перчатках, не вызывает у меня тайного желания спрятаться и заплакать.

Лиам умолял и умолял не переставая, но я все равно отказалась, даже будучи его единственным близким другом.

После того как произошел несчастный случай – и моя жизнь навсегда изменилась, – мало кто решался сблизиться с моей семьей. Поэтому Лиаму пришлось отправиться на ярмарку в одиночку.

Последний приступ случился всего неделю назад, но брат казался в порядке – или, по крайней мере, я твердила себе это, – однако, по правде говоря, в основе моего решения лежала трусость.

Как мне позже сообщили, спустя час пребывания на ярмарке Лиам упал, задыхаясь и хватая ртом воздух, в одиночестве на той многолюдной площади. Он свернулся в клубок, пока посетители топтали его, пиная сапогами по ребрам. По случайности мама отошла от своего прилавка с бельем, чтобы прогуляться по палаткам, и тогда заметила его.

Он был весь в синяках и кровоподтеках, а легкие брата хрипели при каждом вдохе. Следующие несколько недель Лиам пролежал в постели, и каждый раз, когда я видела его лицо, меня охватывал стыд.

Зная, насколько он болен, я должна была быть рядом, должна была защитить его. Но нет, я настолько страшилась мелких сплетен, что бросила его. Покинула собственного брата.

В тот день я осознала, что, даже если это причиняет боль, временами нам следует отдавать часть себя тем, кого мы любим. Если не пожертвовать этими частичками, ничего нового – и, вероятно, прекрасного – не сможет вырасти на их месте.