Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты

– Черт! – пробормотала я себе под нос и обернулась посмотреть на машину. Сморгнула и внезапно почувствовала неприятную тяжесть в животе. Я не могла вернуться вот так. Мия будет рыдать всю дорогу до Порт-Таунсенда над куклой, которая теперь уже не потерялась, а сломалась. Может, отец как-нибудь ее починит – хотя бы примотает голову скотчем. Тут я увидела хвост, разодранный напополам. И никаких признаков верхней части, с бикини в виде ракушек.

– Черт! – повторила я. Наклонилась подобрать хвост и тут услышала этот звук.

Металлический скрежет и одновременно звон разбитого стекла. Звук, хорошо знакомый по автомобильным авариям, в которые мне случалось попадать подростком. Вот только никогда он не был таким громким.

Машина. Врезается в другую машину. В мою. В мою машину с Мией на заднем сиденье.

Звон издало стекло, находившееся прямо возле головы моей девочки. Оно взорвалось, подобно стеклянному шару.

Я отшвырнула останки Ариэль и с криком бросилась через дорогу.

Это неправда, думала я на бегу. Это не правда. Подбегая к машине, я закричала вслух: Нет! Нет. Нет-нет-нет.

Распахнув заднюю дверь с водительской стороны, я увидела кресло Мии, обращенное ко мне лицом, сдвинутое со своего места. Заднего стекла не было. Дочь смотрела на меня широко распахнутыми глазами, ее рот застыл в безмолвном крике. Я сделала глубокий вдох, и тут она протянула ко мне руки. Под ее ногами пол машины вздыбился, собравшись в гармошку. Ножки в сандаликах она подтянула к груди.

Я отстегнула ремни и почувствовала, как она обхватила руками мою шею, а пятками оттолкнулась от кресла с такой силой, что мы обе едва не повалились на спину. Мия обвила меня ногами, я прижала ее к себе и, заливаясь слезами, понесла прочь.

Машины, двигавшиеся по обеим сторонам шоссе, притормаживали, водители сворачивали себе шеи, чтобы посмотреть на аварию. Я стояла на траве, в десяти шагах от автомобиля, от которого зависела вся наша жизнь, и держала на руках свою трехлетнюю дочку. Мне казалось, что мир вокруг нас закрутился, словно воронка торнадо.

Другой водитель, тощий парень с торчащими волосами, подошел к нам: его машина остановилась где-то в полусотне метров. Левый глаз его заплыл синяком. Под белой рубашкой с короткими рукавами, развевавшейся на ветру, была видна нижняя майка.

– Вы в порядке? – спросил он. И тут увидел Мию. – О господи, она что, сидела в машине?

– Конечно, она сидела в машине, ты, чертов идиот! – заорала я не своим голосом, которого не было у меня никогда раньше. – Как ты мог ударить мою чертову машину? – Он не отвечал. – Как ты мог ударить мою чертову машину? – повторила я. Я выкрикивала это снова и снова, не обращаясь ни к кому конкретно, уткнувшись лицом Мие в плечо. Как такое могло с нами случиться? Как вышло, что мы стоим с ней на шоссе, одни, рядом с разбитой машиной, за которую я до сих пор не расплатилась, которая нужна мне для работы, нужна нам обеим, чтобы выжить? Это была наша машина, не менее важная, чем рука или нога, чтобы мы как-то существовали.

Парень отступил на шаг; я прижалась лбом ко лбу дочки и еще раз спросила, все ли с ней в порядке.

– Все нормально, мама, – ответила она неожиданно спокойно. – У нас все в порядке.

– У нас все в порядке? – переспросила я, хватая воздух ртом. – Все в порядке?

– У нас все в порядке, – повторила она. – Все в порядке.

Я крепко держала ее, чувствуя, как мое тело с паники переключается на горе.

Прохладная рука прикоснулась к моему плечу, и я обернулась, готовая душу выбить из этого парнишки, но тут увидела, что рука принадлежит невысокой блондинке. Ее голос казался таким тихим, что я едва его слышала и не могла понять, что она говорит, но лицо у нее было обеспокоенное.

– Как вы? – спрашивала она.

Я ничего не ответила. Секунду я смотрела на женщину: она казалась мне прозрачной, словно ангел. Что это за вопрос? Как мы? Откуда я знаю! Я едва не потеряла ребенка. Ребенка, которого держу на руках. Ребенка, который сегодня утром погладил меня по щеке и прошептал: «Я тебя люблю». Ребенка, который спал со мной в одной постели и любил блинчики. Этот ребенок мог сегодня умереть.

– Моя дочь, – вслух сказала я, не в силах думать ни о чем другом, и снова зарылась лицом в волосы Мии.

Еще одна машина остановилась на обочине, сразу за черным «Сабурбан» блондинки. Водитель звонил по телефону. Я ничего не могла делать – только стоять, прижимая к себе Мию. Из глаз у меня лились слезы. Моя машина. Она только что погибла прямо передо мной, на обочине дороги. Моя незаменимая машина. Машина, которой мы не могли лишиться. Машина, в которой я так нуждалась, чтобы сохранить работу. Чтобы выжить.