Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири

[…] Жители города Канска[417] были доброжелательно настроены по отношению к полякам, там же проживало некоторое количество сосланных, которым было позволено находиться в городе. У начальника уезда, и особенно его супруги, были друзья между поселившимися поляками. Так что для нашей партии были сделаны приготовления, каких мы до этого времени в дороге не знали. В распоряжение партии был отдан очищенный этап и несколько частных домов, больших, чтобы наиболее состоятельные могли снять квартиры у горожан. Затем доставили замороженное мясо по 80 коп[еек] за пуд, пшеничную муку по 30 коп[еек] за пуд, а ржаную — по 20 коп[еек] за пуд, приготовили кухню и пекарню для приготовления общей еды и выпекания хлеба, здесь же — булок. Обустроили прачечную и мастерскую по ремонту обуви, мы были вынуждены отплатить за возможные любезности, о которых я расскажу ниже. А здесь я должен привести эпизод, который оказал роковое влияние на наши отношения с властями. Въезжая в Канск, каждая повозка с заключенными останавливалась стражей местной полиции, спрашивали имена едущих, разыскивали Белевича[418] по телеграфному приказу тюремной власти из Красноярска. Когда спрошенные перечисляли свои фамилии, а Белевича не было, разрешали ехать дальше. Белевича задержали, произвели строгий обыск при нем лично и подвергли осмотру его вещи. Арестовали ли его? Неизвестно, также неизвестно, в чем его подозревали. Только слухи распускались, впрочем, мало кто всерьез интересовался этим эпизодом, так что самые нелепые домыслы притихли, и считалось, что дело кончено.

Многие из наших, любящих общество и охотно завязывающих более тесные отношения с сибиряками и московской бюрократией, наносили визиты и приглашались на карты, обеды и вечера. Они придумали из благодарности за оказанную любезность послать великолепные торты начальнику управления и пригласить жителей города вместе с начальством на концерт, а до этого решили устроить чаепитие, с различными добавками.

Была назначена складчина, позаботились о необходимой мебели и посуде; пригласили концертантов для пения и музыки, для русской и французской декламации, состоялись репетиции, которые прошли удовлетворительно, поэтому мы были в надежде, что все пойдет по заранее намеченной программе. Выступали Дубовик[419], Дидье[420], Латускович[421] и т. д. Мой друг из Вильно Ян Клечковский[422] прибыл в Канск раньше, чем мы, раздобыл для нас помещение, мы расположились в пустом, просторном доме, без всякой мебели, заняли небольшую комнату, постелили на землю, и тут мы провели целый день, читая, и так же не принимали никакого участия в канских компаниях. В этом же доме было решено провести планируемый концерт. Одна большая комната была украшена как концертный зал, другая — как буфет. В первой принимал мой друг из Вильно, во второй — Стемпковский[423]. В вечер, отведенный под концерт, молодые люди, одетые во фраки, исполняли обязанности стражей порядка. Хозяева, тоже одетые во фраки, принимали гостей, их собралось немало, разодетые дамы уселись в кресла, мужчины — на стулья. На сцене последовательно выступали артисты, то музыканты, то певцы, когда уже половина репертуара была исполнена, наступила пауза. Хозяева пригласили гостей в буфетный зал. Как раз в эту минуту произошла совершенно неожиданная ссора, устроенная пьяным Белевичем и его пьяными помощниками. Они ввалились, вооруженные ножами или стилетами, крича: «смерть начальнику уезда». Де Ляржац[424] выхватил из рук Белевича оружие, другие обезоружили его адептов. Но гости толпой покинули собрание. Нам всем было стыдно и грустно.

Дальнейшее пребывание в Канске, пока не замерзли реки, было печальным. Мы прощались с Канском с чувством стыда, считалось, что поляки своей культурой впечатлят сибиряков. Препятствием стал алкоголь […].

Pamiętnik dra Benedykta Dybowskiego od roku 1862 do roku 1878.

Lwów, 1930. S. 52–53.

№ 8. Павел Сапега — Путешествие на восток Азии 1888–1889 гг [425]

Происходил из древнего рода, имевшего заслуги перед Речью Посполитой. Его отец Адам во время Январского восстания был связан с лагерем «белых» в Галиции и представлял Национальное правительство во Франции и Англии.