Участники

Никакого специального плана не было. Он хотел посмотреть на Андрея в «естественной среде». Было очевидно, что пора переходить к активной стадии – нужно было с Андреем поговорить и задать ему вопросы, но перед этим, и Иваныч поддержал, стоило оценить его, его поведение, мимику, жесты.

Он хотел посмотреть на Андрея и понять, что для него нормально. Как он смеется, как он дышит, как молчит. Какие эмоции он показывает, когда думает, что за ним не следят, когда чувствует себя расслабленно.

Это должно было помочь при личной встрече. Любое отклонение от стандартной манеры поведения должно было стать сигналом – здесь что-то есть.

Иваныч одобрил идею.

Когда ты работаешь в охранном агентстве, ты как знаменитость – везде можешь пройти, попасть на любое закрытое мероприятие (у Иваныча среди своих была репутация и хорошие связи). Единственное отличие – никто не обращает на тебя внимания. А если нацепить наушник – становишься невидимым.

Это было открытие выставки в галерее современного искусства. Много тяжелого люкса с мужьями, много молодых инстаграмщиц с подругами, много молодых и перспективных директоров и топ-менеджеров. Владелица лавировала между гостями: разводила потоки, гасила конфликты и продавала работы с выставки. Девочки-инстаграмщицы делали фото и с надрывом флиртовали с мужьями, богатые жены налегали на шампанское и громко обсуждали яхты и шопары, перспективные директора шептались о последних перестановках в советах директоров, пересказывали сплетни и слухи о сделках, не столько для того чтобы поделиться информацией и узнать новую – обменяться активами, – сколько для того чтобы отрепетировать классную шутку, интересную историю, которую перескажут начальнику в лифте.

Костя стоял в углу и наблюдал за Андреем.

Тот сопровождал бывшую жену нефтяника. Красивая женщина с уместной пластикой, спокойная и уверенная в себе, в сером платье. Андрей приносил ей шампанское, легкими движениями касался обнаженных плеч.

Это было похоже на какой-то танец. Каждое движение было вовремя. Он не касался ее, чтобы поднять себе статус в ее глазах, не напоминал о себе – вот, я – здесь, я – сейчас. Он ухаживал за ней, приносил шампанское, проявлял внимание и делал знаки в тот момент, когда кто-то смотрел на нее. Она не просто была окружена его вниманием, он демонстрировал это другим, что она окружена вниманием. Внешне она принимала эти жесты спокойно, но пару раз за вечер Костя замечал искру в ее глазах: она смотрела на Андрея с теплотой и благодарностью как на партнера по очень веселой игре.

Незаметно Костя оказался за спиной их компании, делая вид, что рассматривает огромную работу – два белых полукруга на белом фоне один над другим, грубые и комковатые, похожие на беленую кору деревьев весной, и подслушал часть разговора.

– Все-таки покупка современных русских художников, – говорил Андрей, – это, как и любая покупка искусства, инвестиции. Но не в том смысле, в котором люди покупают современников на Западе. Там это программа, институт, смысл которого в сохранении и умножении капитала. В России это прежде всего символический жест. Если угодно – инвестиции в капитал социальный.

Но тем это труднее. Когда схема понятна и прозрачна, когда механизмы работают, ты можешь просчитать заранее, сколько и чего тебе принесет та или иная сделка. У русских художников есть одна особенность, дурная наследственность, если хотите. Они, в большинстве своем, не умеют делать современно.

Важно помнить, мне кажется, о том, что любая работа, после того как ее купили, будет висеть на стене, в интерьере.

Чем хороши западные художники: европейцы или американцы. Их работы всегда учитывают эту особенность. Они сделаны так, чтобы вписываться или контрастировать с некоторым усредненным современным интерьером. Опять-таки есть внятные механизмы, есть прозрачные институты. Есть журналы, которые фотографируют интерьеры, есть звездные архитекторы, которые делают проекты, есть эксперты, которые оценивают. Так или иначе, но все знают, что сегодня называется хорошим вкусом, point de perfection, и как он выглядит. За счет чего, каких практических решений тот или иной интерьер оказывается современным.

И если художник находится в этом потоке, следит за этими изменениями, то он автоматически делает работы, которые будут органично выглядеть в этих интерьерах. Не важно, в какой технике он работает, не важно, что он делает – он всегда чувствует, что будет востребовано и как это сделать. Он – маркетолог.

В России этих механизмов нет. В России художник живет ровно так же, как и все другие люди, – в типовой панельной многоэтажке. Не потому, что он мало зарабатывает, а потому, что других нет. Россия в этом смысле очень ограниченная страна – у нас неразнообразная архитектура. То, что художник не видит этих «других» интерьеров, как бы прокладывает водораздел между ним и покупателем. Он не может создать что-то уместное, что-то, что можно повесить на стену в гостиной. Тогда как покупатели в массе своей уже эти гостиные себе построили.