Участники

Поэтому ему приходится имитировать западные техники и решения. Он не общается с людьми, как делает его западный коллега, который, учитывая все технические особенности, еще и говорит о чем-то важном: о смерти, о жизни, о человеческих взаимоотношениях. Нет. Он производит имитацию.

Это со временем пройдет. Я знаю несколько молодых ребят, у которых есть этот – назовем его интерьерный – опыт, этот тип насмотренности. И они, обладая этой насмотренностью, впитав ее, сегодня делают актуальные вещи не только технически, но которые еще и говорят о чем-то. Но их немного.

С другой стороны – их больше, чем было раньше.

– Вы правда считаете, что смысл искусства – вписываться в интерьер гостиной? – спрашивает хозяйка галереи. Она смотрит на Андрея с презрением, но так, чтобы это увидели все, кроме той, с которой он пришел. Она понимает, что может ее оскорбить, но не может удержаться.

– А по-вашему, «Танец» Матисса изначально был заказан как шедевр модернизма, а не как часть интерьера?

Владелица галереи растягивает красный рот в вежливой, холодной улыбке. Она, с которой Андрей пришел, улыбается с усмешкой: «Я не ошибаюсь в выборе», – говорит ее взгляд. Перспективные директора улыбаются, но не понимают, что такое «Танец Матисса». Инстаграмщицы не понимают, о чем разговор.

Андрей наклоняется к уху с небольшой бриллиантовой сережкой и что-то шепчет. Она смотрит на него и кивает. Он трогает ее чуть выше локтя и делает шаг назад и вдруг моментально исчезает среди других одинаковых мужских пиджаков.

В туалете три писсуара. У среднего стоит мужик. Андрей занимает тот, что справа, и тогда Костя занимает тот, что слева. Мужик стряхивает последнюю каплю, застегивает молнию и уходит.

– Ты следишь за мной? – спрашивает Андрей, не отрывая взгляда от струи, когда автоматический слив, там, где стоял мужик, затихает.

– Что? – Костя оглядывается, чтобы убедиться, что обращаются именно к нему, и, убедившись, что никого нет, с сомнением смотрит в лицо Андрею.

Андрей застегивает ширинку и выдерживает паузу, пока перестанет литься вода.

– Я вижу тебя на пробежке, вижу на завтраке, вижу тебя здесь. У тебя костюм охранника, и ты на работе, но это не твоя работа. Ты следишь за мной?

«Черт», – думает Костя. Это прокол, и решать нужно быстро.

Он тоже стряхивает последнюю каплю, застегивает ширинку и отходит от писсуара. Это дает ему еще пару секунд.

– Да, – говорит Костя, когда шум затихает.

– Отлично, – кивает Андрей и идет к раковине. Он намыливает руки и тщательно их моет. Костя делает то же самое. Потом выдергивает три бумажных полотенца, ровно так же, как сделал это Андрей, и вытирает руки.

– Андрей, – протягивает он руку. – Но ты это знаешь.

– Константин.

– Давай поужинаем. Подожди меня у входа. Я буду через десять минут.

Через семь минут Андрей выходит. На нем черное пальто с каракулевым воротником, перчатки он держит в руках.

– Я вызвал такси, – смотрит он в телефон, – 348 номер машины.

Андрей оглядывается по сторонам, сверяясь с телефоном. – Вон он.

На улице стемнело, идет мелкий колкий снег. Воздух холодный, но все равно какой-то пыльный, пахнет дешевым московским бензином, вейпом и оттенком шиномонтажной в нотах сердца. Асфальт мокрый, дробит отражение реклам и вывески над головой. Машина припарковалась чуть поодаль, и им нужно пройти десяток метров.

Они молча едут на заднем сиденье. Играет радио. Андрей набирает сообщение в телефоне, Костя наблюдает за ним. Он видит телеграм в отражении стекла. Андрей набирает, ему тут же отвечают, он набирает снова. Фонари ритмично заглядывают в салон.

Машина въезжает в тоннель, и радио начинает пришептывать. Водитель пытается переключить радиостанцию, но из всего работает только «Эхо Москвы».

– Ну это такой вопрос, – говорит мужской голос, – на который ответа, наверное, нет. Я, знаете, убедился в одной вещи – когда ты публикуешь текст, ты ничего не можешь сделать с тем, как его прочтут люди. Я читал рецензии и отзывы на прошлую книгу, и это, конечно, довольно удивительное приключение. Выяснилось, что люди не только читают что-то свое. Они читают то, чего я не писал, и делают выводы, которых там не было. И ты ничего не можешь с этим сделать. Ты просто живешь параллельно с этим. Вот ты и твоя книга, а вот люди, которые прочли что-то совершенно другое.

С другой стороны, меня как читателя всегда удивляло, когда писатели начинали говорить о своих книгах. Ты читаешь текст, он тебе очень нравится, он глубокий, полисемичный, там много смыслов, слоев. А потом приходит писатель и рассказывает что-то такое, что ты думаешь – господи, это же так поверхностно.

Я поэтому в какой-то момент стал избегать вот этого жанра – интервью с писателем, потому что это всегда немного разочаровывает. И твое впечатление от книги или от корпуса текстов как-то смазывается.

И поэтому, если бы я взялся отвечать на ваш вопрос – о чем моя книга, то, конечно, вот с этими оговорками. Во-первых, это только мое мнение, это то, что мне хотелось сказать, а во-вторых, конечно…

Радио снова шипит.