Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

Сильвия, стянув с меня ремень, да так быстро, что я едва успел подхватить волшебную палочку, затянула его жгутом на бедре Финна, а я, словно обухом по голове ударенный, не мог ничего сделать, не мог ничего сказать, лишь хватал ртом пахнущий кровью воздух.

— Старик, — прошептал я, вернувшись в сознание.

Диего Сантана, под которым растекалась кровь, сидел у кровати, облокотившись на нее и, приоткрыв глаза, слабо повернул голову в нашу сторону.

— Камила, — только и сказал он, когда я упал на колени перед ним.

Я только закрыл глаза и покачал головой.

Старик Сантана мученически вздохнул, отчего из груди его вырвался хриплый кашель.

— Альдо успел уехать, — дрогнувшим голосом сказал я, чувствуя, как в глазах защипало.

— Хорошо. — Лицо мафиози посветлело. — Хорошо.

Его рука сильнo сжала мою, а наши взгляды встретились.

— Пожалуйста, — прошептал он без ноток обычного приказного тона. — Не бросай его.

Первая слеза скатилась по моей щеке.

Я никогда не видел никого умирающего. Видел только конечный результат, тела, могилы. Но смотреть в еще яркие глаза, в которых еще теплится жизнь, слушать приглушенный голос… я и представить не мог, что это настолько тяжело.

— Хорошо, — вздохнул старик Сантана, улыбнувшись. — А теперь, сынок… метнись за винишком.

Я рассмеялся сквозь слезы.

— В шкафу, — улыбнулся мафиози. — В шкафу початая бутылка.

Глубоко вздохнув, я повиновался, боясь взглянуть на полулежавшего у окна Финна. Рывком открыв шкаф, я сжал бутылку.

— Помирать собрался, Джек Воробей? — хмыкнул дон Сантана, повернув голову в сторону Финна, который, слабым движением руки откинул с лица дреды. — Не смей, ты кто? Телохранитель? Ну вот и телохрани свое очкастое недоразумение… слава Богу, он снял клетчатую рубашку хотя бы на свадьбу.

Протянув мафиози бутылку, я закусил губу.

— Пуля в спину, — констатировал бледный старик. — Опять.

Сильвия тихо плакала, сидя рядом с ним на коленях.

— Но на этот раз я действительно не чувствую ног, — снова сделав глоток, сказал старик Сантана. — Говорила ты мне не шутить со здоровьем… Не плачь, любовь моя, я все равно слишком стар для тебя.

— Старый дурак, — прорыдала Сильвия. — Ты чудом еще жив.

Увидев на полу пустой пузырек бадьяна, я вздохнул. Финн явно пытался спасти старика, поэтому тот до сих пор жив.

Финн… глупый жестокий Финн пытался спасти всех.

— Я не хочу снова в коляску, Сильвия, — услышал я голос старика Сантана. — И быть немощной марионеткой этого вшивого ублюдка тоже. Финнеас оставил для меня пулю. Это тебе моя последняя просьба.

Сильвия зарыдала так громко, что я вздрогнул, никогда еще не слышав, чтоб плакали так: навзрыд, до хрипоты.

Я вцепился в подоконник и закричал, будто мой громкий ор поможет мне проснуться от этого страшного сна. Запах крови сводил с ума, наверное крик и был результатом этого безумия.

— Уходи, Поттер, — бросила Сильвия, дрожащими руками потянувшись за пистолетом. — Сейчас.

В безумии рождается истина, это объяснило следующую мысль, которая озарила меня.

Я не останусь один. Я не выживу один.

— Ты хочешь жить, Финн? — прошептал я, хлопнув белого, как полотно телохранителя по щеке.

Финн слабо покачал головой.

— А ради меня?

Слабый кивок.

— Ты веришь мне?

Снова кивок. Карие глаза, жизнь в которых таяла с каждой каплей крови, вытекающей из бедра, на мгновение приоткрылись.

Я не думал о том, что случится дальше. Безумие, страх, отчаяние и голод, настолько сильный, какого я не ощущал еще никогда, руководили мной, и зубы сами вгрызлись в твердую плоть плеча Финна, который, даже не дрогнув, снова закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Беги, — шептала Сильвия. — Беги, Поттер, прошу тебя, беги отсюда.

Во рту уже чувствовался не вкус крови, а что-то горькое, похожее на противную микстуру от кашля, которыми меня лечила мама в детстве. Что-то горькое, вязкое, окутавшее десна и язык, казалось, я выпил около стакана какого-то премерзкого зелья, прежде чем резко оторвался от Финна и свежего укуса.

Не выйдет, уверен, не выйдет. Такие дешевые фокусы живут только в фильмах.

— Акцио, метла, — панически прошептал я, сунув в мешочек, переданный Сильвией, волшебную палочку.

Я не умею летать.

Куда лететь?

Прощай, старик Сантана…

А за дверью снова шаги.

— Сильвия… — позвал я.

Атташе, сжимая пистолет с одной пулей, подняла на меня полные слез глаза и обнадеживающе улыбнулась.

— Улетай и забудь сюда дорогу. Моя история тоже уже закончена.

Перекинув ногу через древко метлы (что это за модель? Старенький «Чистомет-11»?), я протянул Финну руку. Тот, открыв глаза, кажется, сначала не поверил, в то, что я предлагаю ему помощь. Рана от укуса на его плече выглядела так, словно к ней прижали раскаленное железо.

— Давай, — одними губами прошептал я, потянув его на себя.

Сделав огромное усилие, чтоб вскарабкаться на метлу позади меня, Финн рухнул мне на спину, а я, просунув руку к нему, крепко сжал его холодную ладонь.

— Держи мою руку крепко, так, будто мы сшиты вместе, — схватив свободной левой рукой древко, взмолился я. — Держи мою руку крепко, и никогда не отпускай.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза