Финн, сжав мою руку, обхватил свободной мой живот и уткнулся носом в спину, явно до этого не летав и боясь ничуть не меньше, а то и больше меня.
Окно было во всю стену. Открыто. Даже штора сдвинута в сторону. Судьба молила нас спастись.
И я, оттолкнувшись от залитого кровью пола, вылетел на улицу, прижавшись к метле и сжимая ладонь Финна, как будто это гарантировало мне удачу.
За спиной послышался последний выстрел, который мы услышали оба, и звук резко открываемой двери, который услышал своим обостренным слухом пока только я.
— Поттер! — услышал я вопль то ли ужаса, то ли благоговения, то ли ненависти, издаваемый Наземникусом Флэтчером, который остался в моей жизни навсегда уже позади.
Одетая в плотную юбку, цветастую блузу и накинутую на плечи вязаную шаль колдунья была маленькой, полненькой, в возрасте хорошо за шестьдесят и очень напомнила мне мою бабушку. Крепко затянув полотняный бинт, она, накинула на кровать еще одно одеяло и вытолкала меня из комнаты.
Мы появились на колдовском рынке Меркадо-де-Сонора в разгар праздника мертвых, который для туристов был чем-то вроде фестиваля фриковатых латиносов. Первое ноября — день смерти Диего Сантана и его дочери, день возможной смерти Финнеаса Вейна, день триумфа Наземникуса Флэтчера, день, когда я потерял все. И день мертвых, согласно местной культуре. Как символично.
Лететь мы больше не могли: мои руки тряслись, отчего метлу мотало из стороны в сторону, а Финн начал соскальзывать, поэтому я совершил практически невозможное — трансгрессировал в полете.
Почему мексиканский рынок? Мне больше некуда было идти.
Рухнув прямо у синего шатра на длинной рыночной улице, да еще и с метлой, да еще и в крови, мы произвели фурор: туристы, сначала перепугавшись, громко зааплодировали, приняв нас за часть праздничного представления (тупые маглы).
Первой нас «увидела» слепая жрица вуду, некогда продавшая мне куклу и приворотное зелье. Так мы и были спасены.
Дальше все было как в тумане. Спрятав нас подальше от посторонних глаз в комнатке над баром, где я не так давно наприглашал всех на свою проклятую свадьбу, бородатый бармен без лишних слов налил мне рома в огромную пивную кружку и не стал задавать вопросов. И пока в комнате над баром бабушка-травница перевязывала, не пойми то ли живому, то ли не очень, Финну раны, я сидел в баре и смотрел в кружку с ромом.
Отбросы магического мира снова пришли на помощь. Сыграли роль гостей на свадьбе, вот и снова помогают.
А если бы они покинули виллу Сантана позже, скажем, на час?
Погибли бы они все или перебили людей афериста? Или организовалось бы очередное магическое побоище?
«Столько вопросов в голове, но мозг работать не хочет».
— Женщина в пиджаке жива и будет жить еще очень долго, — мягко сказала симпатичная слепая мулатка, практикующая вуду. И опустила свою смуглую ладонь на мою бледную руку. — Не переживай за нее.
— Перестань читать мои мысли и будущее, Палома, — вздохнул я, осмелившись сделать крохотный глоток рома. — Лучше скажи, что мне делать, раз уж ты ясновидящая.
Палома пожала плечами, отчего многочисленные цепочки на ее длинной шее звякнули.
— Я не могу говорить людям, какой дорогой идти.
— Хочешь ценный совет, слушай меня, а не женщин, — сказал бородатый бармен. — Оставайся с нами, сколько нужно.
— Среди отбросов всегда найдется место, — кивнула высокая ведьма в венке из алых роз и с лицом, разукрашенным на манер человеческого черепа. — У нас в деревне есть дети, нам не помешает учитель магии.
Невесело улыбнувшись, я закатал рукава рубашки и снова отпил из кружки.
Сидевший рядом со мной колдун в рясе католического священника, опустил сигару в пепельницу и залпом осушил рюмку текилы.
— Это не твоя вина, что все так случилось, — сказал священник, сунув в рот дольку лимона. — Жизнь довольно несправедлива. Может Господь просто забыл о тебе.
— Простите, падре, но священнослужитель вы так себе, — хмыкнул я.
В глазах все еще щипало, в носу стоял запах крови, во рту — все тот же мерзкий привкус собственного яда. Часть меня все еще явно оставалась в вилле Сантана.
— Что будет с Финном? — горько спросил я, повернувшись к ясновидящей мулатке.
— Сходи, посмотри, — сказала она. — Падре, давайте еще по одной.
Я отставил недопитый ром и на ватных ногах поднялся по скрипучей лестнице в комнату с поцарапанной кем-то дверью.
В глазах снова защипало. Когда мы оказались в Меркадо-де-Сонора, мой телохранитель, кажется, особых признаков жизни не подавал. Ожидая, что добрая бабушка-травница уже поцеловала холодеющий лоб Финна и накрыла его белой простыней, я снова чуть не зарыдал, хотя, думаю, на тот момент во мне не осталось ни слезинки.
Открыв дверь, я вошел в комнату, где пахло, как в сарае Хогвартса, где профессор Долгопупс хранил сухие травы для зелий.
— Ну такой красивый мальчик, и такой ужас себе намалевал, — причитала бабушка. — Это же на всю жизнь, эти твои татуировки, чем думал, когда их делал? Ой, горе с тобой.
Меня будто ледяной водой обдали.
Финн, очень бледный с синими губами и стянутыми в узел дредами, сидел в кровати, явно живой и даже улыбающийся.