Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

8. Нет, мой отец об этом не знает.

9. Да, я пью кровь.

10. Нет, я не боюсь чеснока. И святой воды тоже. И серебра тоже. Нет, я не сгораю на солнце. И не сияю тоже.

11. Я не высокомерен, у меня просто такое выражение лица.

12. Да, я много пью. Совсем необязательно мне об этом говорить, это касается конкретно тебя, Финнеас Вейн.

13. Да, я много читаю. Это не значит, что у меня разряжен телефон. Я просто люблю читать.

14. Если я читаю, то это не лучшее время, чтоб говорить со мной.

15. Чем меньше со мной контактировать, тем, в общем-то, лучше для всех нас.

16. Я не хам, я саркастичный интроверт.

17. Повторяю, я не высокомерен. Я просто умнее многих из вас.

18. Нет, не обязательно это проверять. Это факт.

19. Нет, я не гомосексуалист.

20. Нет, не обязательно это проверять.

21. Нет, я не расист. И не сексист.

22. Я не опасен для ваших детей.

23. Я не опасен для вас.

24. Никогда не будите меня по утрам, тогда я точно безопасен.

25. Единственная разумная причина того, что вы прерываете мои уроки — ядерная война.

26. Повторяю, да, я сын того самого Гарри Поттера, которому совершенно необязательно знать о том, что я здесь.

Составлено лично А.С. Поттером».

— Пункт двадцать пять, — напомнил я, подняв взгляд на жрицу. — Так… у меня еще полчаса времени с детьми, чем обязан?

— Лови намек: после трех дня в шатре никого, кроме меня не будет.

— И ты решила меня проинформировать, — сухо сказал я. — В церкви. Когда нас слышат спиногрызы. Ты что, мозги под тюрбаном перегрела?

Повернувшись к хихикающим ученикам так резко, что тяжелый ярко-лиловый тюрбан покачнулся на голове, Палома широко распахнула глаза, застланные белесой пеленой.

Дети как один ахнули и прижались друг к другу, побросав яблоки на пол.

— Такие нервные, — зашептала жрица, снова повернувшись ко мне и нагнувшись над столом ниже.

— Я сказал им, что если они не будут практиковаться, ты принесешь их в жертву.

— Замечательно, Поттер. Ты понял про три часа дня?

— Не стыдно тебе в церкви о таком говорить, а? — улыбнулся я, краем глаза наблюдая за учениками.

— Я не христианка, — пожала плечами Палома и, коротко поцеловав меня в губы, оттолкнулась от стола и, позвякивая многочисленными цепочками и браслетами, направилась к двери.

Проводив ее тонкую фигурку, облаченную в яркие шелка, я снова взял в руки волшебную палочку и, взмахнув ею, отправил парящие в воздухе и валяющиеся на полу яблоки в большую корзину.

— Теперь, когда закончили обсуждать мою личную жизнь, знать о которой вам рано и опасно, — протянул я громче, чем обычно. — В шеренгу по одному, и показываем мне фокус: сначала поднять яблоко в воздух, опустить обратно, а затем приманить к себе. Так, ты, собакоед, первый. А ты, Мулан, вторая.

— Мы не собакоед и Мулан, мы корейцы! — возразил мальчик тринадцати лет на ломаном испанском.

— Пусть Мулан, вы все равно не запомните мое имя. — Девочка была настроена куда более флегматично.

Усмехнувшись, я кивнул. Наблюдая за тем, как мальчик сосредоточенно колдует над яблоком, я краем глаза взглянул на наручные часы, мысленно подгоняя стрелки до трех часов.

*

— Пост сдал, — сказал я, когда последний ученик, жуя на ходу яблоко, выбежал из церкви.

— Пост принял, — кивнул священник и, пропустив меня на выход, зашел внутрь, чуть покачиваясь.

Осторожно переступив через большую курицу, греющуюся на солнце прямо посреди дороги, я направился к своему домику.

Домик крохотный, он казался меньше моей комнаты в вилле Сантана, в нем пахло специями и табаком, а еще он кишел почему-то белками, которые считали своим долгом перерывать то и дело ящики с крупами и орехами. С интернетом в деревне был большой напряг, разве что в баре на рынке можно было изредка поймать слабый сигнал, но я вполне довольствовался телевизором. Хоть и поначалу даже вспоминал, как его включать, настолько отвык от этого чуда технологического прогресса прошлого века.

Закрыв деревянную дверь за собой, я услышал звук телевизора и повернул голову. Финн сидел на диване, кормил лесную мышь тыквенными семечками и с лицом философа, задумавшегося о вечном, смотрел по телевизору диснеевского «Аладдина».

Услышав хлопок двери и поймав мой взгляд, Финн встрепенулся и, схватив мышь, спрятал ее в своих длинных дредах, закрученных в свободный узел.

— А я думаю, какая сволочь подкармливает грызунов, — фыркнул я. — Новый Орлеан, ты знаешь, сколько болезней они переносят?

Незаметно (как ему показалось) Финн сунул семечку в волосы и моргнул.

— Забей, — протянул я. — Где был всю ночь? Кормил лесную живность и пугал людей в темноте?

— Ага. Я заебался слушать твои вопли, — повернулся ко мне Финн, сняв мышь с плеча. — «Финн, убей его! Оно ползет! Убей этого сраного паука!». Ссыкло.

И, ухмыльнувшись, невольно притянул взгляд к своим заметно удлинившимся клыкам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза