Честно говоря, Финну роль вампира подходил куда больше, чем мне. Да, черт возьми, больше, чем кому-либо, даже больше, чем киношным исполнителям, которые создали стереотип о богично прекрасных детях ночи. Кто-то, кто питается сырой плотью и кровью, грешит, если совсем уж грубо сказать, каннибализмом, бесспорно является скорее чудовищем, нежели кумиром половозрелых подростков, олицетворением хаоса и страха. Я в своих больших очках, клетчатой рубашке и с абсолютно невыразительной внешностью подходил на эту роль слабо. Меня не испугается жертва в темном переулке, это скорее меня проще испугать ее воплем. Мне приходится доказывать, что я вампир, пока не осушу стакан крови, никто не поверит (в этом был главный плюс).
Финн же — другое дело. Остервенелый, необузданный, то самое олицетворение хаоса и страха (пусть он и любит детей, кормит мышек и не убивает пауков). Даже внешне дикий немного: темная грива дредов, многочисленные татуировки непонятного мне содержания, глаза горящие, как два огонька, ухмылка самого беса, особенно с этими клыками. Кольцо в ноздре дурацкое. Похож не пойми на кого: то ли на пирата, то ли на аборигена какого-то, то ли на того самого любимого всеми вампира.
— Тебе не мешают дреды? — вырвался у меня вопрос, когда я сел рядом.
— А тебе череп не жмет?
— Нет, ну правда, неужели тебе никогда не хотелось расчесаться?
— Нет, — коротко ответил Финн, снова уставившись в экран.
— А если расплести… — улыбнулся я.
— Руки убрал, — прорычал Финн.
— Просто интересно, сколько дюймов у тебя волосы.
— До хуя.
— В смысле?
— Во всех смыслах.
— Вопросов больше не имею, — сдержав смешок, сказал я.
Демонстративно прибавив громкость телевизору, Финн, отвернулся и протянул мышке очередную семечку.
До трех дня еще около часа, поэтому заняться толком нечем. В небольшом холодильнике есть термос с козьей кровью — премерзкое пойло, можно заставить себя выпить пинту, чтоб побороть соблазн пообедать жрицей вуду.
Я как раз уговаривал себя подняться с дивана и, зажав нос, налить в стакан козьей крови, как в дверь постучали.
— Заходи, — бросил я, не спрашивая, кого принесло.
Дверь скрипнула и я, лениво повернувшись, увидел невысокого марокканца-змееуста неопределенного возраста: я дал ему не больше семнадцати, но судя по тому, что на рынке он живет давно, я не был уверен в том, что он зарабатывает сам едва ли не с десяти.
На плечах змееуста, словно грея его оливковую кожу, нежился большой аспид, который, учуяв мышь, дернулся в сторону.
Финн, спрятав трепещущую мышку в ладонях, зарычал, обнажив клыки, а змееуст, потупив нечеловечески желтые глаза, прикрикнул на аспида своим шипящим говором.
— Что случилось, Салам? — спросил я. — Привет, кстати.
Салам глянул в телевизор и, вместо боевика или триллера (или что там смотрят такие крутые гангстеры, как мы с Финнеасом), увидев на экране диснеевского «Аладдина», не сдержал усмешку.
— «Аладдин»? Неожиданно, — констатировал он по-английски звонким голосом с едва различимым акцентом и скосил желтые глаза на Финна. — Я бы показал тебе «Арабскую Ночь и Волшебный Восток».
Финн вспыхнул и огляделся в поисках пистолета.
— Чего пришел? — стараясь сохранять непроницаемое выражение лица. — Не отдадим мы тебе нашу мышь, она нам как родная.
— У меня для тебя новость, а ты уж сам решай, хорошая она или плохая. В баре про тебя спрашивает мракоборец.
Мы с Финном переглянулись.
— Кто такой? — поинтересовался я.
— Не знаю, — бросил змееуст. — Говорит, если тебя не приведем, весь МАКУСА к нам притянет.
— Спасибо, Салам, — кивнул я. Финн тоже поднялся с дивана. — Миссия выполнена. Иди на рынок, покажи туристам, как говоришь со змеями.
— Ой, ты знаешь, я бы с его змеей поговорил, — улыбнулся Салам, ткнув хвостом аспида в грудь Финна.
— Я тебе сейчас втащу, — констатировал Финн.
— Ухожу, ухожу.
Прикрыв за собой дверь, змееуст вышел на улицу, а я повернулся к Финну.
— Пошли, чего сидишь?
Финн посмотрел сначала на меня, потом на телевизор. Потом снова на меня. И снова на телевизор.
— Джафар огреб пиздюлей от Джинна, Аладдин замутил с Жасмин, и жили они долго и счастливо, — сказал я, дернув его за руку. — Пошли уже.
И, отодвинув в сторону шторку из стеклянных бусин, завешивающую арочный проход в крохотный коридор, я вышел из дома.
— Слушай, ты не думал, как у Аладдина не спадала шапочка? Он же то бегал, то прыгал, то на ковре летал, а шапочка не слетала…
— Финн, тебе почти тридцатник, какая к херам шапочка Аладдина? — отмахнулся я. — Кстати, когда у тебя день рождения?
Финн, шагая вслед за мной, замялся.
— Да ладно? — поразился я. — Шутишь?
— Я хуй его знает.
Задумавшись, я протянул:
— Твой день рождения будет… зимой. Завтра. Куплю тебе торт, праздничный колпак и шапочку Аладдина.
Финн улыбнулся уголками рта.
— Позовем похотливого змееуста, — фыркнул я. — Он научит тебя понимать намеки.
— Не надо, — отозвался Финн, когда мы вышли на рынок. — Да уж, в тюрьме он бы не выжил.
— Почему не надо? Ты его заведи в душ, пырни ножом в бочину, прижми к кафелю и… ну, все как ты любишь.