Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

Я облегченно вздохнул и даже позволил себе коротко улыбнуться.

Бледный, уставший, рана на боку перевязана, что там с ногой я даже думать не хочу, на шее зияет мой укус. Не знаю, каким чудом Финн до сих пор жив, но провидению я был очень благодарен.

— Что за запах? — принюхался я, когда травница, причитая себе под нос, оставила нас.

— А, — протянул Финн. — Это мне дали покурить от боли.

— Сушеные щупальца растопырника?

— Нет, марихуану.

Усмехнувшись, я сел на кровать.

— Ты как? — поинтересовался Финн.

— Это ты меня спрашиваешь?

Финн кивнул.

— Паршиво, — признался я. — Хуже дня быть не может.

Секунду мы молчали.

— Ну ты, конечно, дал, сука, — буркнул я, треснув его по затылку.

— Что? — не понял Финн, подвинувшись.

— Ты же чуть не сдох. И я бы остался один. Ты должен был сразу отдать ребенка, ему бы ничего не было.

Губы Финна дрогнули.

— Знаешь, это была бы не худшая смерть, — серьезно сказал он, опустив руку на раненное бедро. — Умереть, защищая кого-то… согласись, лучше, чем быть зарезанным в тюрьме или сторчаться от наркоты в грязном подвале.

— Заткнись, Новый Орлеан, — прорычал я. — Вообще даже не смей о таком думать.

— Да я серьезно. Эта смерть была бы благороднее всей моей жизни, — признался Финн. — Просто знай, что если когда-нибудь придется повторить умереть за тебя или твоего сына, я повторю.

— Треснуть бы тебя, так боюсь, опять помирать будешь, — прошипел я и осторожно лег рядом, сняв очки и потерев воспаленные глаза. — Откуда только?

— Что?

— Откуда в такой ничтожной амебе чести и храбрости больше, чем в Годрике Гриффиндоре?

Финн моргнул.

— Забей, — бросил я.

Опустившись на подушку, Финн, поморщившись от боли, повернулся на бок, оказавшись лицом ко мне.

— Кстати, — замялся я. — Я тебя, по ходу, сделал вампиром…

— Бабушка сказала, что меня спас яд, — кивнул Финн. — Спасибо.

— Подожди благодарить, когда первое время будешь унюхивать запах еды и бежать блевать, вспомнишь еще меня матерными словами.

Мы коротко улыбнулись друг другу и лежали некоторое время молча.

— Я все просрал, Финн, — наконец, признался я, утерев с щеки слезу. — Все просрал. Старика, Камилу, картель, часть жизни, сына… черт, я даже не знаю, как звали моего сына.

— Матиас, — сказал Финн. — Камила назвала его так.

— Странное имя.

— Сказал Альбус Северус Поттер.

Я приподнялся на локте.

— Что я слышу, Новый Орлеан? Это же… минуточку… это же сарказм!

Финн улыбнулся.

— С укусом я передал тебе чувство юмора, — констатировал я. — Все, куплю тебе клетчатую рубашку.

Кровать высокая, если лежать и смотреть в потолок очень сосредоточенно, можно заметить, где побелка потрескалась. Даже без очков видно. Можно видеть, как под люстрой кружит большая муха, звук ее полета — единственное, что сейчас слышно.

— Я все просрал, Финн, — глухо повторил я.

— Пока ты жив, ничего еще не просрано, — отозвался сонным голосом Финн.

Я снова перевел взгляд на его бледное изможденное лицо.

— Предположим, что у тебя есть мозг, — протянул я. — Скажи, что бы ты делал на моем месте?

— Перестал бы ныть, винить себя во всем, взял бы себя в руки, а Флэтчера за горло, забрал бы сына и вернул Альдо картель, — на одном вздохе сказал Финн таким тоном, словно я спросил его о погоде за окном.

Благородные храбрецы долго не живут. Таким рядом со мной не место.

— Ты серьезно? — спросил я. — Это сейчас серьезно?

— Ну да, — подтвердил Финн. — Ты старику обещал не бросать Альдо.

Мне стало совсем погано.

— Старик мертв.

— Клятвы живут вечно.

Нет, ну что за уникум?

Как мог необразованный, грубый, жестокий человек, рожденный с клеймом гнилых генов Наземникуса Флэтчера, прошедший жизненный путь по маршруту гетто-тюрьма обладать таким… светлым мышлением, до которого, кажется, даже моему отцу (что уж обо мне говорить) далеко?

Впервые я почувствовал к кому-то не просто уважение, но искренне уважение.

Финн, не дождавшись комментариев, поправил под головой подушку, закрыл глаза и неожиданно сжал мою руку.

Вздрогнув, я встрепенулся.

— Ты чего?

— Ты сам сказал держать твою руку крепко, так, будто мы сшиты вместе, и никогда не отпускать, — пробормотал Финн, всегда понимая все буквально.

— Безмозглое создание, — закатил глаза и, тоже закрыв глаза, приготовился нырять в омут кошмаров.

========== Глава 42. ==========

Два месяца спустя

Церковь была крохотной, не удивлюсь, если сколоченной местными, если смотреть издалека, она казалось немного подкошенной влево. Грубые скамейки из светлого дерева, твердые, с занозами, парящие под потолком свечи и гирлянды из лампочек, тянувшиеся от одной стены к противоположной, наполняли тесное помещение с двумя скрипучими окнами теплым светом, и нагоняли сон даже средь бела дня.

Зима в Мексике теплая, сухая, я уже и забыл, когда в последний раз надевал теплую одежду. Наверное, еще в Англии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза