Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

— За что? — обалдел я, когда кулак Финна треснул меня по челюсти, спустя мгновение после того, как мои ноги снова почувствовали под собой землю.

— Я сказал тебе разобраться со своими бабами, — бросил Финн, зашагав в виллу Сантана. — Ты не разобрался.

— Мне кажется, это совершенно не твое дело, — холодно сказал я. — Тем более, я сомневаюсь, что нам отныне рады на колдовском рынке.

Финн покачал головой.

— Вообще-то у меня там были друзья. Если вдруг тебе интересно.

— Не интересно, — признался я. — Какие у тебя могут быть друзья? Ты дикий. И убедительно прошу тебя не лезть в мою личную жизнь. Я могу спать с кем хочу.

— Твоя личная жизнь что-то как-то затягивает тебя в дерьмо по уши.

Я закатил глаза.

— Будто я прошу тебя вытаскивать меня. Мне во многом не нужна твоя помощь, не переоценивай себя, Финн. Я обязательно обращусь к тебе, если мне понадобится ускоренный курс выживания в тюрьме или просто нужно будет разорвать кому-нибудь рот.

В доме пахло чем-то явно очень вкусным, и ответ тому нашелся, стоило мне заглянуть в столовую.

Альдо Сантана проводил кастинг (иначе и не назовешь) нового повара, сидя за столом, уставленным тарелками с красиво оформленными блюдами.

— Это самый вкусный клубничный пирог, который можно себе представить, — восторженно воскликнул Альдо, расплывшись в белоснежной улыбке. — Вы приняты, сеньора!

Низенькая женщина радостно заулыбалась и убрала со стола пустую квадратную тарелку.

— Иди сюда, — приказал Альдо, дернув Финна за руку и усадив за стол. — Ешь. И ты ешь, уродище.

Я усмехнулся и сел на стул, пока атташе о чем-то тихо говорила с поваром на кухне.

Юный мафиози, счастливый, как ребенок у рождественской ёлки, придвинул к себе блюдо с малиновыми эклерами.

— Почему такие кислые? — облизав губы, поинтересовался Альдо. — Это меня бесит.

— Рентген показал, что в голове Финнеаса есть мозг, — заключил я, взяв чашку с чаем. — К таким новостям я был не готов.

Альдо скривился.

— А в твоей голове есть мозг?

— А ты как думаешь?

— Мой ответ далеко не очевиден.

— И кто мне это говорит, — вздохнул я, глядя, как Альдо усердно фотографирует эклеры.

Альдо пнул меня под столом ногой.

— Как ты его терпишь? — поинтересовался он у Финна. — Тебе никогда не хотелось ему набить морду?

— Сегодня я это сделал, — сухо сказал Финн.

— А что так мелко? Где сочащиеся через ноздрю вытекшие глаза? Я бы за это тебе зарплату прибавил.

Я многозначительно кашлянул.

Как раз в тон моему кашлю прозвучал приглушенный детский плач со второго этажа.

— Альдо, что там по поводу няни? — сразу спросил я.

— Ничего, — отмахнулся Альдо, взяв очередной эклер. — Твой сын плачет.

И что мне делать?

Как же это бесит. Это «ты же отец, сделай что-нибудь».

Да что я могу сделать, люди, какого родительского чувства вы ждете от меня?

— Финн, будь другом, — улыбнулся я.

— Какие у меня могут быть друзья, — холодно отозвался Финн.

— Ты глянь, запомнил, — усмехнулся я. — Серьезно, у тебя с детьми лучше получается.

Цокнув языком, Финн все же поднялся со стула.

— Поттер, — проговорил Альдо Сантана, налив себе чаю. — Ты в моем доме. В этом доме только я имею право приказывать. Сильвии, тебе, новому повару, людям картеля. Но я ни разу не позволил себе неуважительно обращаться к Финну.

Я взглянул на Альдо, как на слизняка.

— Ты это к чему?

— К тому, что не ты пытался спасти Камилу и папу, когда люди Флэтчера пришли. Не ты решил сражаться за картель. Ты сам до сих пор жив и сейчас жрешь за моим столом пирожные только потому что этот вот глупый американец защищал тебя, — сказал Альдо.

— Он защищал меня, потому что обещал твоему отцу.

— Ну ты и идиот, — покачал головой Альдо. — Клинический.

— Да иди ты, — буркнул я и встал из-за стола.

Еще не хватало, чтоб сопляк, которого я насильно в школу будил, отчитывал меня. Но слова Альдо, наверное потому что были сказаны именно им, больно резанули.

Его послушать, так я прям уж такой деспот. Нормально я к Финну отношусь, раз он до сих пор не слинял.

Я не помню, куда шел, наверное, к себе, когда решил по велению укола совести заглянуть в детскую, из которой плач уже не доносился.

Никакого прилива нежности у меня не вызывала светлая комната с кроваткой под шифоновым пологом и большими игрушками, в половину моего роста. Сам факт того, что в кроватке спит мой ребенок (мой ребенок!) воспринимался как шутка.

— Ходи к нему чаще. — Я настолько засмотрелся на парящую под потолком карусельску с тряпичными ангелами, что заметил Финна только когда он встал у двери и закрыл собой вид.

Моргнув я, нахмурился.

— Он забывает тебя, — сухо сказал Финн, осторожно обойдя меня и направившись к лестнице. — Хочешь, чтоб он в будущем относился к тебе нормально, сделай сейчас хоть что-нибудь.

Еще один учитель на мою голову.

— Финн, — окликнул я, когда он уже опустился на ступеньку ниже. — Прости. За то, сегодняшнее.

— Забей, — бросил Финн. — Просто разберись уже со своими бабами. Чтоб в следующий раз я за тебя не впрягался.

Я вымучено улыбнулся.

— Да уж. Не будь тебя рядом, я бы с перепугу забыл как трансгрессировать.

— Куда бы я делся, — пожал плечами Финн. — Я же обещал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза