После фехтовального боя шёл рукопашный. Всегда. Од’док приказывал ему отложить световой меч. Ацесэтиш всегда проигрывал. Не только потому, что был физически слабее. Если он сопротивлялся, пуская в ход телекинез или что-то ещё, клатуинец только больше выходил из себя. Сила была лишь временной защитой. Её лучше было не использовать. Лучше было вообще ничего не делать. Тогда Од’доку быстро надоест, и он оставит его в покое. Однажды Ацесэтиш попытался задушить Мастера Силой. Лорда ситхов это разозлило. И он не ограничился только одной сломанной костью у ученика. Обычно, если до травм доходило, останавливался после первого перелома. Или первого вывиха сустава. Что было неприятно, но привычно. Ацесэтиш уже давно научился фиксировать свои кости Силой и сращивать их. Максимум, дней за пять. Зато после таких спаррингов Од’док мог забыть о нём очень надолго. И человек всё это время проводил в хранилище артефактов. Он много практиковался в ментальных техниках. Когда-нибудь он станет достаточно могуществен, чтобы убить Мастера так быстро, что тот даже не успеет моргнуть.
Но, конечно, у Ацесэтиша был и запасной вариант. Он уже несколько лет подкладывал Од’доку в еду маленькие дозы яда. Маленькие — потому что любой форсюзер мог распознать большие, а затем нейтрализовать их в своём организме. Человеку было нужно, чтоб Мастер не распознал. До того, как в его теле накопится достаточно отравы. Тогда станет слишком поздно. Увы, этот чудесный момент пока ещё не наступил.
То, что Ацесэтиш притворялся безропотным учеником, вовсе не значило, что он отказывал себе в радости пооскорблять клатуинца. Он делал это. Только очень завуалированно. Так, чтоб Од’док не понимал. И он не понимал. Он был тупым. Если бы он был умным, не заставлял бы своих подданных работать по тринадцать часов под беспощадным солнцем. Чтобы уменьшить смертность, нужно было всего-то разделить рабочий день на два, с перерывом на то время, когда красное светило заходит в зенит. Это ведь было так просто…
Нет, когда он станет Лордом, он уж точно переделает всё так, чтобы было правильно. А начнёт он со сноса двух больших уродских статуй Мастера, которые стояли перед цитаделью точно у входа. Скульпторы передали черты Од’дока слишком хорошо — морды у изваяний были такими же мерзкими, как и у оригинала.
Створки автоматических дверей разъехались перед ним, и Ацесэтиш вошёл в комнату. Его Мастер, сидя в кресле, разговаривал с тви’леком с фиолетовой кожей и угловатой татуировкой на лбу. Человек молча встал за наставником. Он уже видел здесь этого ситха. Это был Лорд Лла’атас из системы Амаргура. Он изредка общался с Од’доком. Несколько раз его можно было заметить на приёмах у других правителей. Только вот везде он был тенью. Ацесэтишу казалось, тви’леку не нравился собравшийся здесь ситхский контингент, но негласный этикет вынуждал его присутствовать.
— …Напрасно ты отрицаешь волю Силы, — качнул головой Лла’атас, и его лекку от этого движения шевельнулись. — Если для тебя предрешены определённые события, они случаться, хочешь ты этого или нет.
— Хватит бредить, — Од’док говорил раздражённо, похоже, их спор продолжался уже некоторое время. — Оставь эти россказни кому-нибудь другому.
— Твой контраргумент не имеет веса, — ровно отозвался правитель Амаргуры. — Если ты хочешь получить от меня более весомые доказательства, что ж… Я могу предсказать тебе твою смерть, — здесь Ацесэтиш впился в тви’лека взглядом, однако быстро отвёл его. Он очень хотел это услышать, но боялся выдать себя.
— Ты? Мою смерть? — клатуинец гоготнул. — Ну давай, удиви меня, пророк.
Лла’атас прикрыл глаза.
— Она будет быстрой. Но болезненной. Ты сгоришь заживо, — с каждым словом выражение на морде Од’дока становилось всё менее весёлым и всё более озлобленным. — Ты станешь пеплом, — тви’лек открыл глаза, и его спокойный взгляд на миг встретился со взглядом ученика. — Пятый этаж. Постамент двенадцать.
— Довольно! — прорычал клатуинец, вскакивая. — Я не знаю, что ты мелешь, но я сыт этим по горло! Выметайся!
— Хорошо, — Лла’атас медленно и с достоинством поднялся. — Но учти, я больше не вижу вариантов для тебя. Это значит, неизбежное наступит скоро.
— Пошёл вон! — Од’док был взбешен, но, по какой-то неизвестной Ацесэтишу причине, нападать не спешил.
— Прощай, Од’док, — произнеся это, тви’лек развернулся и направился к выходу. Человек хотел бы догнать его. Он хотел узнать больше, он хотел… услышать, что станет причиной гибели ненавистного клатуинца. Но он не мог. И он невероятно, просто чудовищно жалел об этом.
***