Училище на границе

К тому же — кто бы мог подумать? — оберточная бумага оказалась совершенно необычайной. Она была полупрозрачная, глянцевитая, цвета охры, а внутрь нее, вероятно для прочности, была впрессована сетка из нитей. Я собирался сначала сделать точную выкройку и потом уж раздобыть где-нибудь кнопки, а если не получится, то попросту оклеить ею ящик изнутри. Клей у меня был.

Гержон Сабо подошел ко мне и стал рядом. Он с интересом следил за моей возней с бумагой.

— Твоя?

Я поднял на него глаза.

— Моя.

Он обратился ко мне дружелюбно, впрочем, я уже отметил, что дружелюбие всегда чудилось в голубизне его глаз. Я только загибал бумагу и пока не резал.

— А внутри что, шпагат? — Гержон Сабо наклонился еще ниже. Пощупал. — Или нитки?

— Нитки, — сказал я. — Вот только кнопок нет.

Гержон Сабо, качая головой, любовно поглаживал желтую бумагу и, наконец, с нескрываемым восхищением хмыкнул:

— Хо! Вот это да!

Он повернулся к Цолалто.

— Каково? Хе! Как же они, ядрена вошь, зашпандорили сюда эти чертовы нитки?

Цолалто вежливо осклабился. Нитяная сетка действительно была заделана в бумагу неизвестно как. Гержон Сабо хлопнул меня по спине, и только когда он ушел, я сообразил, что произошло. В самом деле, со мной, можно сказать, дружески заговорил один из сильных мира сего, стоящий близко к Мерени и его дружкам. Я взволновался, мысли вихрем закружились у меня в голове.

И тут, сам не знаю зачем, я не задумываясь взял маленький рулон и понес его Гержону Сабо. Он сидел последним в ряду. Когда я подошел, он недоуменно взглянул на меня.

— На, бери, — сказал я. — Если хочешь.

Его голубые глаза смотрели на меня довольно холодно, но сразу загорелись, лишь только до него дошел смысл моих слов.

— Отдаешь? — алчно переспросил он и тут же выхватил бумагу из моих рук. Эта поспешность была излишней, ведь я затем к нему и шел. Потом на полчаса к нам зашел Шульце, а когда он вернулся в класс «Б», ко мне снова подошел Гержон Сабо.

— Мало, — сказал он. И положил желтую бумагу передо мной.

— Мало?

— Если дашь большой рулон, — сказал он, — я дам тебе кнопок.

Я колебался всего полсекунды. Но видимо, этого делать не следовало. Позже я думал, что, видимо, тут и крылась ошибка. Как бы там ни было, большой рулон я отдал ему без сожаления.

Медве заметил мою желтую бумагу еще полчаса назад, заметил он и появление Гержона Сабо. Так и теперь: он едва не свернул себе шею и смотрел на нас как загипнотизированный. Вставать с места не разрешалось, и когда он направился ко мне, его тут же окликнул сидевший за кафедрой Драг.

— Медве!

Шульце в классе не было. Гержон Сабо уже уселся на свое место. Было довольно шумно, поскольку Хомола и Мерени играли сзади в пуговицы в окружении трех болельщиков.

Медве встал передо мной. Его карие глаза прямо-таки потемнели от злости.

— Зачем отдал? — набросился он на меня. — Дурак ты.

Я остолбенел. Атака застигла меня врасплох.

— Черт тебя побери! — сказал Медве. Его потемневшие глаза горели.

«Что это с ним? — подумал я. — Ведь он же воспитанный, вежливый мальчик, в особенности по отношению ко мне». Я был в таком безоблачном, приподнятом расположении духа, что сразу даже и не понял, чего ему надо.

— Зачем ты отдал ему бумагу? Дурак, — повторил Медве.

Я отдал желтую бумагу Гержону Сабо затем, чтобы снискать его расположение. И радовался, что все так хорошо получилось, а этот проклятый Медве так смотрел на меня, что прямо-таки вогнал меня в краску. Я размышлял, не пнуть ли мне его в задницу. Драг снова его окликнул. Разъяренный Медве нехотя пошел на свое место. Все это, конечно, меня разозлило, но испортить настроение не могло.

На другой день в столовой за ужином я увидел Гержона Сабо, и тот раза два доброжелательно мне подмигнул. А в воскресенье вечером принес мне полпригоршни кнопок.

К сожалению, у некоторых из них были только шляпки. Я заметил это, когда начал прикалывать в ящике бумагу от оставшегося у меня маленького рулона. Теперь я мог застлать только половину ящика. Да и кнопок было мало. Потом загнулась и обломилась вторая кнопка. Потом третья. Я злился и негодовал. Четвертая тоже сломалась.

Я чуть не ревел. Кнопки ломались одна за другой, не оказалось ни одной хорошей. Очевидно, они однажды уже были согнуты, а потом острия перочинным ножом осторожно отогнули; разумеется, они ни на что уже не годились. Черт его знает, где их насобирал Гержон Сабо.

В приступе внезапного озлобления я отнес ему все кнопки обратно.

— Ты дал мне плохие кнопки.

— Плохие? — удивленно взглянул на меня Сабо.

Его сосед ухмылялся и корчил рожи. Я понял, что нести их обратно не стоило.

— Плохие? — переспросил Гержон Сабо. — Не понравились? Ну ладно. Дергай отсюда!

Наутро они придумали шутку: во время завтрака, после команд: «Кончить молитву!» и «Сесть!» ловко подсунули мне на сиденье несколько кнопок. Когда я со всего маху сел на них, две кнопки так вонзились мне в зад, что я с воплем вскочил со стула. Дежурный офицер услышал и дал мне знак выйти в коридор.