Учёный

Кто о любви говорил мне недавно?

Десять минут не прошло, он внезапно

Пошлого циника принялся строить,

Делает вид, что уж жизнь повидал,

Множество женщин прекрасных познал.

Будь я тогда чуть поопытней, может,

И поняла, ты впервые иль нет

С женщиной был. Но сие не беда,

С этим успеется, только найду

Нового парня и сразу пойму,

Как для мужчины сподручней любить.

Ты же не сможешь никак возразить!

Сергей

Видимо, тем оправдаешь расчёт

Собственной матери. Только начнёшь

Пользовать верно промежность свою,

Так ей откроется новенький способ

Жить припеваючи с помощью дочки.

Пасынок думать ведь стал головой,

А с размышляющим шутки уж плохи.

Вот и понятно теперь, почему

Столько вниманья Олеся тебе

Вдруг начала уделять незадолго

До твоего поступления в вуз.

Может, и замуж ты скоро пойдёшь.

Ирина

Так для меня бы то стало спасением.

Сергей

С внешностью этой приличный мужчина

В жизни тобой не прельстится, поверь.

Ирина

Дрянь ты, Сергей! Почему сам польстился?

Проще б жилось.

Сергей

Я духовность ценю

И глубину, воспитание, честность,

Ты привлекаешь открытостью, тем,

Что образованный только мужчина

Ценит превыше смазливых мордашек.

Ирина

Но для оценки ведь качеств подобных

Женщиной девочку можно не делать.

Чтоб насладится её глубиной,

Будет достаточен и разговор.

Сергей

Близки духовно не стали б настолько,

Будь не едины физически мы.

Ирина

В этом ты прав, непременно ты прав,

Рядом с тобой ощущаю бескрайность

И погружаюсь в её естество,

Не в состоянье противиться оной.

Сергей

Это, конечно, весьма хорошо,

Но задержался я слишком сегодня,

Надо таиться, зашёл я к тебе

Лишь под предлогом помочь по учёбе.

Кстати, не помнишь с чем именно?

Ирина

Нет.

Сам оправданья ищи перед мамой,

Ври, сколько хочешь, а мне надоело

Тут в лицемерные игры играть.

Сергей

Может, она невзначай задремала…

Сцена наедине

(квартира)

Прозоров

Сладка усталость любимого дела,

Долженствованье его не растлело,

Зря лишь на старость надеялся, нужно

Раньше за труд приниматься мне было.

Леность, однако, во мне вдруг открылась,

Необоримая и безграничная,

Как у скота. С безразличием полным

Вниз я взирал в необъятную тьму

Небытия, что животное племя

Неотвратимо всегда поглощало.

Ведь ничего не касалось души,

В ней лишь одно пожеланье царило,

Как получить мне усладу от тех

Немногочисленных дней и ночей,

Кои до смерти осталось прожить.

Чем же, однако, я их заполнял?

Праздным безмыслием, чванством безделья.

Ныне же чувствую, совесть грызёт,

Но безразлично, склоняюсь к досугу

Вместо того, чтоб наполнить часы

Смыслом научных занятий, трудами,

Может, заботой о неком признанье.

Благо, о том неизвестно другим,

Или, иначе… И что же иначе?!

Уж не хочу ль я сказать, что коллег

Небезразличны мне были б усмешки?

Нет, в те немногие дни просветлений

Делаю больше, чем эти, трудясь

Изо дня в день бесконечные годы,

И несмотря на сие, результат

Всех их трудов в отдалении виден,

Смерть лишь даёт им возможность отведать

Вечность на вкус при последнем дыхании.

Так у Шатохина и получилось.

Пусть же покойника дурно нельзя

Упоминать, но наследников можно,

Жив его сын, он живёт жизнь отца,

Также впустую, ведь мир он ничем

Сделать не сможет когда-либо лучше.

Мне интересно, зачем занялся

Этот глупец, неразумный, наукой?

И без него она нынче грязна.

Мало ли дел интересных найдётся?

Если б ещё ничего он не трогал,

Просто в сторонке стоял резонёром,

Можно бы было его выносить.

С первых же слов, что сказал мне сегодня,

Понял, что лезет людей поучать.

Хуже, однако, всего оказалось

То, что другие коллеги считали

Нормой сие и как рыбы молчали,

Только согласно главами кивали,

Бред же за свежесть идей принимали.

Прав Городецкий, сегодня защита

Истине стала уж необходима,

Пусть и гораздо трагичнее раньше

Судьбы учёных бывали, сжигали

Нас на кострах иль в застенках гноили

За противление фактов научных

Идеологии, принятой сбродом.

Нынче нас травят чванливым глаголом,

Столь неуклюжим и столь ядовитым,

Изображая на собственных флагах

Несуществующее существо.

Горько и в то же мне время комично

Видеть, как люди погибли за правду,

Прямо стоя на своём и отказом

От лицемерья позор избегая.

Но до сих пор убивали во имя

Лжи общепринятой. Может, настало

Время за истину нам убивать?

Сколь в тишине кабинета средь книг

Вывод сей странно для уха звучит!

Слишком велик он, чтоб ясно понять

Тот механизм, что за этим стоит.

Вещь невозможна – убить за науку!

Как, что, когда всё должно так сойтись,

Чтоб за неё вдруг возникла потребность

Жизни кого-то другого лишить?

Этого я не могу осознать,

Это лишь праздный осадок досуга,

Ни на мгновенье в него я не верю,

Но ведь при этом готов был Сергея

Сам порешить за его показное

Пренебрежение словом научным,

Критику первых моих выступлений

Перед студентами после столь долгих

Лет перерыва. Но это лишь импульс,

Злит же другое – его аргументы

Так бесподобно нелепы, что мне

Нечем парировать их острие,

Слишком от правды они далеки,

Чтобы узреть очевидность их лжи.

Он посчитал же, что выиграл спор.

Впрочем, не важно, таких миллиарды,

Много я чести даю дураку,

Коль так подробно о нём размышляю.

Сам он – ничто, лишь приятные фразы

Кое-кому научился глаголить,