Учись тонуть

Простые факты, но мой голос дрожит, когда я вспоминаю, как мать-жирафиха не отходит от своих детенышей ни на шаг и защищает их до последнего вздоха.

Гудвилл возвращается, чтобы расспросить девочек. Он достает блокнот, но им почти нечего сказать. Зоуи сообщает про концерт, а Элис только глядит и пожимает плечами. Нацарапав несколько строчек, Гудвилл отпускает обеих на кухню.

— Как вы думаете, что произошло?

Гудвилл наклоняется и внимательно осматривает свои ботинки. Проходит минута. Он поднимает голову. Взгляд настороженный.

— Думаю, лучше будет дождаться возвращения вашего мужа.

— Адам задержится допоздна. Я бы хотела выслушать вас сейчас.

Скрипит кожа, Гудвилл ерзает, усаживаясь поглубже.

— Иногда причина обнаруживается в доме. Например, один родитель забирает ребенка, чтобы наказать другого. При этом ребенка могут увезти довольно далеко.

Четыре дня назад на лужайке у дома Адам взял из моих рук Сэма и поцеловал нас обоих. Был ранний вечер, сад наполняло золотистое сияние. Я встряхиваю головой, не в силах выговорить ни слова.

— Похитителем может оказаться человек, вхожий в семью, кто-то из знакомых, которым движет зависть. Родственник или близкий друг.

— Родственников у нас нет. И мои родители, и родители Адама умерли.

А на друзей нам никогда не хватало времени, если не считать Меган. Всегда были только семья и работа. Когда умерла моя мама, рядом был отец. Позднее моим миром стали Адам и дети.

Гудвилл отводит взгляд.

— Похитить ребенка мог тот, кто приезжал сюда по работе. Например, курьер или садовник. Или кровельщик, ремонтировавший крышу.

— Всем ремонтом и садом занимается Джосайя. Курьеры из службы доставки сюда не ездят. Джосайя не водит машину, поэтому Адам раз в две недели возит Элизабет в Кубунг за провизией…

— На такое способны также женщины, которые совсем отчаялись, — продолжает он невозмутимым рокочущим голосом. Как будто обсуждает погоду или список покупок. — Бездетные женщины крадут чужих детей.

Много лет назад из нашей больницы пропал младенец. В пропаже обвинили душевнобольную женщину, у которой случился выкидыш. Но места здесь слишком глухие для случайного похищения. И Адам говорил, что люди здесь делятся детьми. Значит, у них нет необходимости красть наших. Все догадки Гудвилла неубедительны.

— Должен предупредить вас, что возможны и другие причины, еще более… каверзные. — Он внимательно наблюдает за мной, тон становится резковатым. — В том числе связанные с финансами.

— У нас есть сбережения, дом…

— Похищение ребенка ради выкупа — лишь одно из возможных объяснений, но не следует забывать и о других. Торговля людьми приносит огромные прибыли, обычно в этом случае выкуп не требуют.

Торговля людьми? Мои мысли стопорятся. Сквозь гул паники до меня доходят лишь обрывки его слов:

— …преступная и нечестная торговля… проницаемые границы… продавали, как буханки хлеба…

Продавали? Но кто покупает младенцев? Зачем? Губы Гудвилла шевелятся, он продолжает, но я не слышу ни слова. В груди словно разверзается пропасть, в которую падает мое сердце. Гудвилл скользит взглядом по моему лицу, оценивая нанесенный урон.

— Нам лучше дождаться вашего мужа. С ответами на следующие вопросы повременим до завтра. Теперь же нам необходимо провести тщательный обыск помещений. — Он встает, направляется к двери и оборачивается. — Будут звонить представители прессы. Привлеките их на свою сторону, но держите на расстоянии, — Гудвилл делает движение рукой, как бы отстраняя от себя невидимого папарацци. На четырех костяшках его толстых пальцев одинаковые шрамы.

Он выходит, и в комнате становится тихо. Девочки едят на кухне, на звук моих шагов они поворачивают к двери свои бледные личики. Пео подает мне миску теплого сорго, но я не в силах проглотить ни крошки. Зоуи зевает, привалившись головой к моему плечу. Потом, сцеживая молоко в раковину, я смотрю, как тонкие струйки белой жидкости ударяются о металл и стекают в сточное отверстие, пропадая впустую. Грудь измучена, зато теперь не так тяжела.

Полицейские корпят над битым стеклом, осматривают и скребут стены и мебель, забирают телефон с перерезанным шнуром, снимают повсюду отпечатки.

Девочки засыпают у себя, а в моих ушах эхом звучат тревожные слова Гудвилла о торговле людьми, перед глазами проплывают грузовики, набитые иммигрантами, мужчины, принуждаемые к тяжелой работе, женщины, запертые в подвалах. А вдруг и Сэма втиснули в тесное пространство вместе с другими, грубо обращаются с ним и он в полуобмороке от голода и жары? Я мечусь по комнате, сажусь, вскакиваю и снова бросаюсь вышагивать взад-вперед, трясу головой, но видение не исчезает.

Кроватка разобрана, матрас свернут и погружен в машину. Вязаного слоника Сэма не видно. Возможно, его прихватили намеренно. От этой мысли я слегка воспряла духом. Гудвилл водит кисточкой по полу у дверей нашей спальни, собирая мелкую стеклянную пыль и почву. Я указываю на отпечаток пальца ноги, но Гудвилл не отзывается. Похоже, недоволен тем, что я стою у него над душой.