Учитель драмы

— Мелани. Посмотри на меня. Что конкретно он знает?

— Да все! Ну, почти все. Я не называла имен. Хотя должна была.

А потом меня осенило: Мелани пыталась найти в интернете что-нибудь по поводу конфискации. Она знала, что дом был зарегистрирован на Рэндалла Мюллера, а не «Бьюллера».

— Ох, Мел, ты вообще спала? Я знаю, ты расстроена, что Виктора нет рядом, а теперь и Габи. Но ты как будто не в себе. У тебя паранойя.

Она рыдала и все больше расходилась от злости и от алкоголя.

— Нет, у меня все было прямо перед глазами с самого начала! Все доказательства, что ничего не будет! Мне просто нужно было оправдание, чтобы делать то, что хочется. И вот, я заплатила эту огромную цену, и ничего, ничего не получила. И никогда не получу. Да, мною воспользовались. Это унизительно, понятно? Мне стыдно, и я… Да, я в ярости!

Я погладила ее по спине, очень робко, и она, казалось, была не против, как будто еще оставался шанс, что я смогу ее как-то утешить.

— Ну, ну, — сказала я ей. — Мы со всем разберемся. Любая ситуация таит в себе намного больше, чем кажется на первый взгляд. Так, давай для начала я уберу эти тарелки. А потом мы пройдемся и попробуем все обсудить. Наверное, лучше у реки, там мы не разбудим детей.

Как говорил мой отец, свежий воздух помогает разрешить любой спор.

Мелани шла по дорожке передо мной, и ее походка была быстрее и свободнее, чем обычно, — отчасти из-за гнева, отчасти из-за высокого содержания алкоголя в крови. На каждом повороте она затаптывала папоротник или чуть не заваливалась в бальзамин.

Было восемь часов вечера. Солнце почти село, и вдоль неба пролегла ярко-оранжевая полоса. При других обстоятельствах я бы наслаждалась красотой. Но все мои кости гудели от напряжения, и я просто ждала, когда последняя лента заката сгорит дотла.

Мы дошли до берега реки, и Мелани подозвала меня ближе. Сейчас она была в стадии заевшей пластинки и то и дело повторяла пьяным голосом:

— А сейчас мы можем поговорить, Трейси? Я готова поговорить.

— За этим мы сюда и пришли.

Подойдя, я почувствовала, как сильно от нее пахнет джином и потом. Она прошла еще несколько шагов, хотя мне приказала остановиться.

— У тебя есть сомнения по поводу меня, Мелани. Я поняла. Даже жаль, что ты не решилась поговорить со мной раньше. Я могла бы помочь тебе высказать все, что ты хочешь. Мы могли бы все обсудить до того, как это разрушило нашу дружбу. — Я позволила этому упреку повиснуть в воздухе, выскользнула из туфель и вошла в воду по щиколотку.

Она резко нагнулась, чтобы снять обувь.

— Ты — последняя, с кем бы я хотела об этом разговаривать!

— Почему?

— Ты знаешь почему.

Проигнорировав эту фразу, я подвернула брюки и зашла еще глубже в речной поток.

— М-м-м, вода такая приятная. — Вода, прохладная, как в Корнуолле, обволакивала мои голени, отчего начинало болезненно покалывать. — Иди сюда, присоединяйся.

— Я не хочу плавать. Я не могу даже смотреть на тебя, — она отвернулась. — Мы никогда не сможем быть подругами после всего этого.

— Мел, вернись. Выслушай меня, — я вышла из воды, побежала за ней и аккуратно взяла ее за тощий локоть. — Ты хороший человек, ты это понимаешь? И наша дружба — это нечто особенное. Давай не будем все портить. Договорились?

Она кивнула, уже простив меня за все. В ее глазах стояли пьяные слезы.

— Так в чем, конкретно, проблема? Что мне нужно сказать или сделать, чтобы ты больше не беспокоилась?

— Я знаю, что тебе тяжело об этом говорить, — сказала она заплетающимся языком. — Но просто представь на минуту, что Рэнди узнает о лжи, которую ты так долго выдумывала. Что, как ты думаешь, он сделает? Конечно, он разведется с тобой к чертовой матери! И возьмет полную опеку над детьми! И будет прав! Кто бы тут встал на твою сторону, когда ты была такой эгоисткой?!

— Минуточку, Мелани. Я хочу кое-что прояснить. В твоем маленьком сценарии это я плохая мать, потому что решила, что не хочу больше бояться за завтрашний день? Я врала, да. И давала обещания, которые не могла сдержать. Но я умирала в этом браке, Мелани. Так что я решила порвать с этим раз и навсегда. Я сделала то, что должна была, чтобы вырваться.

— Ну, я могу представить способы и получше. Мне кажется, нужно сохранять хоть какое-то самоуважение.

— Понятно. Ну, ты просто идеальная, значит. Что ты хочешь? Хочешь обратно свой аванс?

— Аванс? Нет. Оставь его себе. Я даже не начинала волноваться о деньгах…

— Да, поняла. Это вопрос принципа.

Мелани все продолжала что-то плести про мораль и этику, и твердила, как неправильно с моей стороны было использовать ее просто потому, что мне нужно было сочувствие, и поддержка, и забота. Говорила, что мне надо было сначала как следует разобраться со старой жизнью, прежде чем начать новую. Но я ее остановила.