Учитель драмы

Переезд оказался гораздо более сложным делом, чем я ожидала. На фоне риелторов с Манхэттена Рэнди выглядел честным парнем. Я невероятно внимательно перечитала все рекламные объявления и готова была выбрать что угодно, лишь бы оно соответствовало бы нашему крошечному бюджету. Но каждый раз, когда я приходила на «просмотр», квартира почему-то оказывалась агентской конторой. Внутри я обнаруживала кучу людей с бейджиками, толпящихся, словно коровы в хлеву.

— Вы по поводу какой квартиры? — спрашивали они, вращая глазами.

— Двухкомнатная, во Флэтайроне.

— О, — отвечали они, а потом начинали неуклюже объяснять, что «двухкомнатная квартира на Манхэттене», которую они рекламировали, на самом деле студия в Квинсе с «прекрасной транспортной доступностью» и разрешением от хозяина ставить дополнительную стенку.

После двух недель нескончаемого вешанья лапши на уши я просто взвыла. Вся эта схема «заманить и подменить» явно была создана для того, чтобы я наняла агента за непомерную плату, а я не собиралась делать им такой подарок.

Тогда я решила связаться с самым скользким агентом по недвижимости, которого только встречала, — он предложил показать мне студию, за которую не взималась комиссия, а по приезде, через полчаса, сказал, что ее сняли, и предложил показать «другую» прямо вниз по улице, по которой дополнительная плата составляла уже полторы тысячи долларов.

Я отправила ему заявку по электронной почте — а вместе с ней кейлогер[80] и программку для просмотра происходящего на мониторе. После того как он открыл мое письмо, я видела все, что он делает на своем компьютере — его пароль, его сообщения, странное порно с ниндзя, которое он смотрел, когда босс не видел. Среди его писем я обнаружила одно от арендодателя, который предлагал ему плату за то, чтобы он привел потенциальных жильцов в студию на углу Семьдесят Второй и Второй. Я послала свою заявку арендодателю напрямую, и в тот же день мы въехали.

Я изменила свою бизнес-модель, когда дети пошли в школу и у меня освободилось больше времени для «работы». За следующие четыре года я создала несколько веб-сайтов несуществующих компаний, оказывающих SEO-услуги, где предлагалась «особая скидка» для малых бизнесов: покупая пакет услуг за 499 долларов в год, они якобы увеличивали посещаемость своих сайтов и вероятность оказаться в верхних строчках поисковиков. Я принимала электронный перевод и вела липовый сайт еще месяц, рассылая клиентам длинные информационные письма. Потом я закрывала сайт и банковский счет, делала перерыв в пару дней и начинала весь процесс заново. Это был не самый надежный способ зарабатывать себе на жизнь, но годы актерства научили меня жить в режиме «то пусто, то густо».

Работа — это, безусловно, удовольствие, доступное только взрослому человеку, и в какой-то момент я стала понимать, что мне этого не хватает. В Мидтауне я смотрела снизу вверх на высокие офисные здания и чувствовала жгучую зависть к мужчинам и женщинам, которые с помощью работы переосмысляли жизнь и собственную личность, а не только получали холодные, надежные наличные. Но даже с новым номером социального страхования и фальшивой грин-картой я не осмеливалась претендовать на честный заработок. Вместо этого я использовала материнство как клапан для выпуска пара — изящный и удобный способ избавляться от излишков трудоспособности.

Родители в общеобразовательной школе Джио, которую я в какой-то момент переименовала в своей голове в «ОШ 666», отрабатывали полную 49-часовую неделю, а потом еще находили в себе силы записываться волонтерами в загородные поездки или социальные столовые. Когда какой-нибудь энтузиаст из родительского комитета, перегнувшись через стол на распродаже домашней выпечки, спрашивал меня: «А ты работаешь, Марианна?» — я обычно застенчиво говорила что-то про скромные выплаты, которые я получаю после «развода», и указывала на чьи-нибудь капкейки, утверждая, что это мой вклад.

Положение матери на алиментах удовлетворяло всеобщее любопытство, но порождало во мне что-то типа внутреннего комплекса. И когда Джио исполнилось десять, я поняла, что мое чувство незащищенности передалось и ему.

Он взращивал в себе эту неуверенность, как щенка, которого прячут в коробке. Я пыталась обсудить это с ним. Я спрашивала, не обижают ли его другие дети из-за матери-одиночки или смутного прошлого. Но он просто чесал затылок, качал головой и возвращался к просмотру Ютуба, где его любимые видео всегда заканчивались одним и тем же неразрешимым вопросом: «Где же находится Кармен Сандиего?»[81]

Возможно, он так интересовался географией, потому что многие его одноклассники были билингвами. Джио рассказывал об их отцах — корейских продавцах, индийских водителях такси, сербских водопроводчиках — в деталях, достойных вуайериста. Но друзей у него не было. Дистанцировавшись от других детей, он занял позицию исследователя.

Так было до тех пор, пока он не попал в серьезные неприятности во время поездки с классом в Музей моря, воздуха и космоса «Интрепид».