Учитель драмы

— Ты правда скучаешь по занятиям, да? — спросил меня однажды Фрэнсис у долларового книжного развала за «Стрэнд»[86], где он застал меня листающей книгу «Невежественный учитель»[87], где говорилось, что человеку не нужно предварительное знакомство с предметом, чтобы преподавать.

— Да, — ответила я честно. — Я получила не самое конвенциональное воспитание. Школа всегда была для меня домом, за неимением настоящего. Думаю, в каком-то смысле это до сих пор так.

— Ну, буду держать ухо востро по поводу новых вакансий.

— О, совсем не стоит!

— Почему нет?

— Я просто подумала, что могла бы выбрать другой путь. Начала искать работу несколько месяцев назад и еще не была ни на одном собеседовании. Такое ощущение, что мое резюме превратилось в список того, чем бы я больше никогда не хотела заниматься, — я сделала шаг навстречу ему, освобождая путь группе нью-йоркских студентов, громко делящихся друг с другом мыслями о капитализме.

— Ты же не думаешь так на самом деле?

— Нет, не думаю. Я просто помню, какой я была уставшей.

— Все учителя мечтают поспать, — сказал он. — Это основная причина, почему мои предыдущие отношения не сложились.

Я рассмеялась — это была ошибка, учитывая то, как он нервно смотрел на меня, будто ожидая, что я разоблачу его слабости.

— Вы разошлись, потому что ты всегда слишком уставал для… — я попыталась выбрать эвфемизм из сферы образования, — экспликации?

Он хохотнул.

— Помимо всего прочего. Сложно посвятить жизнь тому, кто засыпает среди стопок бумаг в девять часов вечера или не приходит домой к ужину, потому что у юношеской сборной сегодня волейбольный матч.

— О, значит, вы были обручены?

— Были… был.

Как будто его волновала грамматика.

Я сомневалась, что разрыв действительно произошел из-за его профессии. Это все звучало как речи брошенки, иначе говоря: слишком гладко и чистенько, чтобы быть правдой. Но я все равно согласилась с ним:

— Гражданские этого не понимают. Когда ты выходишь замуж за учителя, школьное сообщество становится семьей.

Морщинки у его глаз стали глубже, когда он произнес:

— Ты сама это сказала.

Не то чтобы я хотела обесценить свое мастерство соблазнительницы, но справедливости ради надо заметить, что время для меня было просто идеальное. Он только расстался, но еще не вышел на голодную охоту. Он не бросался на что попало, но искал любви.

— Что ты об этом думаешь? — спросила я, зачитывая вслух кусок из «Невежественного учителя»: — «Люди хотят быть рядом с педагогом, который работает на границе между чувством и его выражением… Тем, кто пытается озвучить немой диалог души с самой собой; кто ставит все оказанное ему доверие на идею схожести умов».

Он подошел сзади, обнял меня за талию и положил подбородок на плечо.

— Я думаю, мне не верится, что ты это читаешь.

— Это хорошо или плохо?

Он глубоко вздохнул и коснулся губами моего затылка.

— А ты как думаешь?

Его двухкомнатная квартира на углу Тридцать Четвертой и Десятой была Тадж-Махалом по сравнению с нашей, где с трудом помещалась детская двухъярусная кровать и мой диванчик, но все же на ней был виден отпечаток холостяцкой жизни.

Например, у двери с нездоровой аккуратностью были выставлены пять пар кроссовок для бега и еще больше лоферов[88] — замшевые серые, цвета хаки, с кисточками и плетеным мысом, — которые хипстеры обычно носят с подвернутыми джинсами. Это была Организация Объединенных лоферов, и я не могла даже представить, зачем преподавателю в школе может понадобиться столько обуви.

— Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? — спросил он и открыл холодильник настолько широко, что я смогла увидеть ужас, творившийся внутри. Контейнеры с едой навынос в фольге, недопитая газировка в маленьких баночках и даже литровая «Кола».

Я покачала головой и приоткрыла занавеску на кухне, за которой красовалась забитая мусором вентиляционная шахта.

— Там особо не на что смотреть, — сказал Фрэнсис.

— Мне нравится. Этот же вид был за окнами всех отелей в Индии.

Он смотрел на меня с осторожным вниманием и сексуальным нетерпением, когда расспрашивал про города, которые я посетила, и правда ли, что Индия — это будто «мир со снятой крышкой».

Проигнорировав вопросы, я притянула его к себе, целуя. После соприкосновения наших языков я почувствовала характерный учительский запах: чернила из ксерокса и мятный чай. Выражаясь терминами из сферы образования, я провела «анализ его вовлеченности», оценив «эмоциональный рост», произошедший в его рабочих хлопковых брюках. Потом я отстранилась и попросила показать спальню.

Как я уже говорила, секс — это не самый эффективный метод соблазнения. Если нужно, чтобы объект раскрыл свой истинный характер, худшее, что можно сделать, — это раздеть его.

Люди не безоружны, когда они трахаются. Совсем наоборот. Они выстраивают стратегию.