Учитель драмы

Журнал «Нью-Йорк» составлял досье на Генри Аптона. Как и «Нью-Йорк пост». Он выстраивал для себя яркий образ «предпринимателя от образования».

— Обязательно, — ответил Фрэнсис. Когда Генри ушел, он спросил: — Ну, как продвигаются дела с преподавательскими принципами?

— Не очень. Все удалила. Я застряла.

Фрэнсис отодвинул стул.

— Когда я искал работу, меня преследовала одна простейшая мысль. «В конечном счете, я точно такой же, как и все другие учителя, с которыми я конкурирую. У нас более или менее одинаковые подготовка, техника и навыки. Так почему же одних людей нанимают, а другие остаются за бортом — причем те, которые могли бы делать свою работу лучше, ведь они более нацелены на помощь ученикам?»

— Боже, да, Фрэнсис, почему? Меня это просто с ума сводит!

— Ну, «почему» — это на самом деле мистическое слово. Абсолютно любой учитель может рассказать, что он делает — это сто процентов. Некоторые могут объяснить, как они это делают. Но совсем, совсем немногие понимают, почему они это делают.

— Чтобы помочь студентам стать более уверенными в себе, — сказала я. — Или освоить материал.

— Ну да. Только это — результат. Но когда я говорю о вопросе «почему», я имею в виду, что плохо подготовленные учителя не понимают своих собственных мотивов и целей. Так во что же ты веришь?

Я засомневалась, пытаясь думать на три шага вперед. Во что Фрэнсис хотел бы, чтобы я верила? А Генри Аптон?

— Не пытайся обязательно соотнести это со школой, — сказал Фрэнсис. — Это можно сделать потом. Сейчас постарайся подумать о том, во что ты веришь в самом широком смысле. Какова твоя жизненная философия?

— Ну, полагаю, я верю, что надо постоянно менять статус-кво. И еще я верю, что информация бесполезна до тех пор, пока не помогает тебе отделить видимость от действительности.

— Хорошо, — Фрэнсис подошел к своему столу и начал делать заметки в Молескине. — И в чем же заключается твоя игра? Не на сцене, — улыбнулся он, — а в реальной жизни. Как именно ты делаешь то, что делаешь?

— Как я предпочитаю что-то делать? Что угодно?

Он кивнул.

— Ну, прежде всего я предпочитаю действовать быстро. Это создает нужный импульс и добавляет азарта. И я стараюсь строить стратегию. Стратегия лучше всего помогает как при защите, так и при нападении. Еще я верю в оригинальность: если ты отказываешься действовать привычными методами, тебе нужна уникальная сила.

Его ручка дергалась не переставая.

— А что в социальном плане? Какой у тебя подход к людям?

— Отношения — это важно. Действительно важно. Потому что тяжело идти по жизни в одиночестве. Это похоже на слабость?

— Нет, это похоже на готовность к сотрудничеству. — Он переворачивал страницы и строчил как сумасшедший. — А теперь остановись. Взгляни на это. — Он передал мне свой маленький блокнот. Как на твой взгляд?

— «Я не тот преподаватель, который предпочитает пройденные пути, поэтому у меня есть уникальная сила…»

Пока я читала остальное, Фрэнсис смотрел на меня, склонившись над столом в классической учительской позе — рука подпирает подбородок, глаза улыбаются.

— Кое-что тут надо подправить, — сказал он, — но именно это я называю вдохновляющими преподавательскими принципами.

— Спасибо, Фрэнсис. Это идеально. Мне очень нравится.

Если все пойдет по плану, скоро это пригодится.

— Пока ты здесь, — сказал Фрэнсис, — не взглянешь на одну коротенькую заметку?

— Конечно.

Он передал мне ватман, на котором ученица изобразила горящий диван, а под ним написала свою историю в одно предложение.

— «Завыл» — это что-то сленговое? — спросил Фрэнсис. — Я спросил учеников, они сказали, что нет. Но восьмиклассники захихикали, когда я повесил его на доску.

— «Завыл»? Мне кажется, тут просто неразборчиво. Должно быть «забыл».

— Хорошо. Уф. Гора с плеч.

Я засмеялась

— Тут дело в другом.

— В чем?

— «Нетфликс и чилл», — зачитала я вслух. — «Посмотрел и забыл».

Он просто уставился на меня, совершенно не понимая, о чем речь.

— Фрэнсис! «Нетфликс и чилл». Это значит секс!

— Не-е-ет. — Он залился смехом, а когда успокоился, выражение его лица было как у контуженого. — Не могу поверить, что она меня обманула! Соврала прямо в лицо.

Я спросила, что это была за ученица, и он назвал имя дочери одного русского промышленного магната.

— И что собираешься делать? — Мне стало интересно, организует ли он встречу с родителями или напишет отчет об инциденте.

Но он просто молча взял ватман у меня из рук, положил в нижний ящик своего стола и больше никогда об этом не вспоминал.

Глава двадцать

На следующий день после отмененной мировой театральной ассамблеи мы опаздывали.