Учитель Дымов

Они вернулись после Нового года, и в первую же ночь Аня первой потянулась к мужу. Сашино тело привычно откликалось на прикосновения, он делал все, как любила Аня, но впервые за эти годы она не смогла ни кончить, ни возбудиться. Имитировать оргазм всегда казалось Ане унизительным и для неё, и для партнёра, но в этот раз она всё–таки несколько раз застонала, скорее обозначая, чем изображая возбуждение. Когда Саша, дёрнувшись последний раз, откинулся на свою половину, её охватили стыд и апатия. Надеюсь, он ничего не понял, подумала Аня, а если понял — ну что я могу поделать?

На самом деле Аня знала ответ на свой вопрос. В первый день после каникул, проезжая мимо заснеженных домиков субурба, она сказала себе: я обычная женщина, никакого модного полиамори. Я не могу любить двух мужчин одновременно, это ненормально.

Но ведь я не люблю Андрея, подумала она. Я любила его когда–то, я помнила его все эти годы, но сейчас я люблю Сашу. Он мой муж, отец моей дочери, самый лучший, самый нежный и заботливый мужчина в моей жизни. Андрей — просто призрак из прошлого, blast from the past, я не должна позволить ему разрушить мою семью и мою жизнь.

Приехав на работу, она не стала отвечать на имейл Андрея, как делала это в прошлом году, а дождалась следующего дня и написала очень светлое, дружеское письмо, рассказав, как втроём с Сашей и Леночкой они прекрасно провели время в горах. Следующий её ответ тоже задержался и на этот раз не содержал ничего, кроме обсуждения фильма, который они с Сашей посмотрели на выходных. Фильм, с её точки зрения, Андрею обязательно должен был понравиться!

Так, раз за разом, она увеличивала промежутки между письмами. Сперва отвечала через день, потом — через два, к концу февраля писала раз в неделю, по вторникам или средам. Аня игнорировала любые воспоминания и не реагировала на бесконечные «я люблю тебя», «ты все ещё меня любишь?», «я скучал все эти годы», но зато подробно рассказывала о Леночкиной учёбе, Сашиных успехах и своих проблемах на работе. Постепенно Андрей принял новые правила: вместо приглашений к скайп–коллу и признаний в любви он начал присылать лёгкие и остроумные зарисовки современной московской жизни, для Ани загадочной и непонятной.

Постепенно они стали обмениваться письмами раз в месяц: чаще, чем старые друзья, но всё–таки, как однажды удовлетворённо заметила про себя Аня, куда реже, чем любовники, даже потенциальные. Она успокоилась, и, хотя по–прежнему ждала имейлов Андрея и радовалась, читая их, эта переписка уже не таила для Ани никакой угрозы.

В сентябре 2007 года, доедая ланч в китайском ресторанчике рядом с работой, Аня неожиданно для себя поняла, что воспоминания об этой любви больше не пугают её. Давний роман перестал быть незаживающей раной, к которой было страшно прикоснуться, он стал частью прошлого, одним из тех юношеских sweet–and–sour memories, которые есть почти у каждого.

Так Аня приручила свою детскую любовь, но, возвращаясь после работы домой и удовлетворённо вспоминая, как она все ловко проделала, Аня вдруг поняла: весь год, кроме той самой январской попытки, они с Сашей ни разу не занимались сексом.

Удивительно, что я этого раньше не заметила, подумала она. Надо теперь что–то делать…

Она была спокойна, потому что знала, что найдёт какое–нибудь решение. Как и положено взрослой ответственной женщине, для начала все обсудит с Сашей, а потом, если понадобится, вдвоём пойдут и к семейному терапевту.

Ане было нечего стыдиться и нечего скрывать: у неё не было от мира никаких секретов.

Осенью 2007 года Андрей заметил, что ему почти не удаётся сосредоточиться. Любая мелочь отвлекает внимание, слова собеседников проскакивают, почти не оставляя в сознании следа.

Все чаще и чаще в конце редакционной летучки, которую он же и вёл, Андрей понимал, что не помнит даже повестки дня, а однажды в дымном и пьяном пятничном «Маяке» он, выйдя на минутку отлить, так и не вернулся к столику, сразу из туалета отправившись на улицу ловить машину (в понедельник пришлось извиняться перед коллегами, сославшись на внезапную мигрень). В другой раз во время редкой телефонной беседы с отцом он заметил, что стоит у компьютера и механически читает заголовки, раз в минуту перезагружая главную страницу малоизвестного новостного сайта. Но чаще всего Андрей ловил себя на том, что, отойдя покурить, уже двадцать минут стоит у окна с погасшей сигаретой и глядит на соседские машины, тут и там запаркованные на газоне.

Жизнь его стала уравновешенной и одинокой. Он стал отвечать только на рабочие звонки, тем более что работа не доставляла удовольствия, но и не раздражала. Редкие письма Ани нагоняли тоску, ни одна из девушек — знакомых или незнакомых — не вызывала желания даже пригласить её к себе, не говоря уже, чтобы сойтись поближе.

Наверное, это старость, думал тридцатипятилетний Андрей. Немного преждевременная, но что поделать? Зато молодость была увлекательной и интенсивной.