Он постарел, думает Аня, хотя все такой же худой и взлохмаченный, а Андрей думает: «Господи, какая же она красивая!» — и сначала они неловко смеются, потом сверяют часы («У тебя совсем уже ночь, да?» — «Ну какая ночь, так, ранний вечер. А у тебя, дай–ка посчитаю, час тридцать пять, верно?») и говорят о всякой ерунде, а потом Аня говорит: «Ты совсем не изменился», а Андрей отвечает: «А ты стала ещё красивей», и Аня просит пройти с ноутбуком по квартире, она её хорошо помнит, наверняка ведь что–нибудь осталось, и да, действительно, вот дедовский книжный шкаф, и комод в прихожей, и вот эта фарфоровая статуэтка, бабушка говорит — бабушка Оля её очень любила, и Аня смеётся, потому что всегда путалась в бабушках Андрея: «У тебя их три, верно? Как будто ты родился в семье двух лесбиянок от знакомого гея–донора… знаешь, здесь такое случается», и видно, как Аня пугается собственной шутки, наверно, думает, что мы все здесь в России дремучие гомофобы, — ну уж нет! — и Андрей весело смеётся, показывая, что оценил шутку и совсем не считает её обидной ни для его родных, ни для него самого, белого гетеросексуального мужчины, а потом они некоторое время молчат, и Аня говорит: «А ты можешь отойти, чтобы я увидела тебя целиком?», и Андрей делает круг перед ноутбуком, стараясь не выходить из поля зрения камеры и чувствуя себя не то моделью на подиуме, не то собакой на выставке. «Ну как? — спрашивает он. — Какой мой балл? И когда я увижу тебя в полный рост?» «Как–нибудь», — отвечает Аня и улыбается незнакомой улыбкой, кокетливой улыбкой взрослой женщины. Они сидят молча, а потом Андрей говорит: «Приезжай в Москву», и Аня снова отвечает «Когда–нибудь» — уже без улыбки, и тут же, смутившись, начинает объяснять, что она давно хотела, но сначала не было денег, потом появилась Леночка, а теперь ещё и работа, а отпуск всего две недели, и Саша в Москву не хочет ни в какую.
— Жалко, — говорит Андрей, — но я буду ждать.
— А ты, — спрашивает Аня, — никогда не думал уехать в Америку?
— К тебе? — спрашивает Андрей
— Нет, просто, ну, как все уезжают. Найти работу или там лотерея грин–кард…
— Ну что я там буду делать? — отвечает Андрей. — Я же не еврей.
И сам смеётся — надо же, какую глупость я сказал, — но он действительно никогда не думал отсюда уезжать: Москва — его город, Россия — его страна, к тому же ещё недавно здесь было так интересно, появлялось так много нового, можно было так много сделать, и он начинает рассказывать, что значило быть журналистом в девяностые, какая это была крутая и увлекательная работа и почему он считает, что тем, что он делал, он приближал лучшее будущее, и Аня слушает его, внимательно кивая, хотя не совсем понимает, что Андрей имеет в виду и почему он заговорил об этом.
И вот так, за этими разговорами, проходит почти целый час, обеденный перерыв давно закончился, Ане надо на работу, они начинают прощаться и никак не могут нажать отбой, а потом вспоминают, как когда–то говорили по телефону, и, словно четырнадцать лет назад, хором считают: «Раз, два, три!», и ещё секунду Аня смеётся, а затем её лицо исчезает.
Андрей не двигаясь сидит перед компьютером, потом протягивает руку и гладит потухший экран, ласково, бережно и осторожно.
— А что ты собираешься делать на Новый год? — спрашивает Зара.
Пятница, вечер, они только что вернулись домой, до этого поужинали в ресторане, после пошли в кино, и там Зара немного шалила в темноте, а Андрей вёл себя как девушка и сердито шептал: «Не мешай смотреть!»
Что делать на Новый год — странный вопрос для конца декабря: все билеты уже распроданы, а оставшиеся стоят столько, что даже подумать страшно. Тем более Зара давно сказала, что, как всегда, поедет на праздники к маме, в Ростов, и Андрей ответил, что он тогда останется один в Москве, здесь очень здорово в начале января, ну по крайней мере не должно быть пробок. И вот теперь, не пойми с чего, этот вопрос.
— У меня просто есть одна идея, — говорит Зара, снимая высокие чёрные сапоги. — Может, поедешь со мной?
— Куда? — спрашивает Андрей и проходит следом за ней в комнату.
Зара садится в кресло и, подтянув повыше и без того короткую юбку, перекидывает ногу на ногу, улыбается и смотрит на Андрея специальным взглядом, который кажется ей игривым и кокетливым и, может, в самом деле иногда таким и является, но только не сегодня или только не для Андрея.
— Ну, в Ростов, — говорит Зара, — я же туда еду.
— А что я там буду делать? — удивляется Андрей.
— Я тебе город покажу, — предлагает Зара, — с мамой познакомлю.
— Не, — говорит Андрей, — не очень соблазнительно, прости. Да я уже настроился пожить один.
Зара надувает губки, и у неё это получается куда лучше, чем гримаска, которую много лет назад тренировала перед зеркалом Оля.
— Я буду по тебе скучать, — говорит она, — а я не хочу. Поехали вместе. Если хочешь, можешь с мамой не знакомиться, поживёшь в гостинице, будешь у нас инкогнито.
— Не поеду, — говорит Андрей. — Да и вообще… я хотел поговорить с тобой.