Учитель музыки

    - А-а, вот вы о чём... Ну, вы лежали на углу, там я на вас и наткнулся. Я живу неподалёку, возвращался домой из театра. Я ведь актёр. Долго пытался привести вас в чувство, но вы были... мертвецки пьяны, похоже, и никак не реагировали. Какой-то господин вышел отсюда и двинулся в сторону площади. Когда он проходил мимо, я спросил: «Послушайте, этот господин не в вашем доме живёт?» Он подошёл, наклонился, чтобы получше вас рассмотреть. «А-а, этот... - сказал он. - Опять надрался... Да, он из первой квартиры». «Вы не поможете мне донести его до дома? - спросил я». «Нет, - отвечал тот господин. - Очень мне надо таскать это...» Я не могу повторить его последнее слово, извините. Вот. Тогда я поднял вас и волоком потащил ко входу. То ли из кармана у вас, то ли из руки выпала эта визитка, я подобрал её. Доволок вас до крыльца, кое-как поднял (я, как вы можете видеть, не отличаюсь физической силой, - улыбнулся Кёль), внёс внутрь. Тут, надо сказать, мы оба чуть не растянулись на полу, потому что я не смог поддерживать вас на ногах, уж простите. На мой вопрос, в этом ли доме вы живёте, консьержка ответила утвердительно... Она у вас очень сильная женщина - с такой лёгкостью взвалила вас на спину и понесла по лестнице наверх!.. Ну, вот, собственно, и всё. Я ушёл. И все эти дни беспокоился о вас, ведь я даже не посмотрел, откуда на вас столько крови, не ранены ли вы.

    - А вы не помните, что за человек разговаривал с вами?

    - Ну, это был высокий и мощный господин - очень крепкого сложения и очень высокий.

    «Циклоп», - понял Эриксон.

    Он несколько минут испытующе смотрел в глаза Кёля, но ничего в них не увидел - если Мартин Кёль состоял в шайке Габриэля Клоппеншульца, то актёром он был очень хорошим.

    - Вы представить себе не можете, господин Кёль, насколько я вам признателен, - счёл нужным Эриксон выразить благодарность, которой, разумеется, не испытывал.

    Кёль смущённо улыбнулся и сделал движение направиться к выходу. Эриксон стал предлагать гостю кофе, но тот с бесконечными извинениями рвался в прихожую. «Я только хотел убедиться, что с вами всё в порядке, господин Эриксон, - говорил он. - Спасибо, не беспокойтесь, мне нужно идти».

    - А вы играете на флейте! - удивлённо улыбнулся Кёль, заметив положенный мимоходом на кухонный стол инструмент.

    - Э-э... Нет, - смутился Эриксон.

    - Нет? Но... Инструмент, я смотрю, замечательный и... весьма дорогой. Палисандр. Вы простите, господин Эриксон, что я любопытствую. Просто я немного разбираюсь в этом, я сам, видите ли, бывший флейтист. Хотя, бывших флейтистов, пожалуй, не бывает, не так ли? Флейта - это тот инструмент, любовь к которому проносишь через всю жизнь, даже если в детстве тебя силой заставляли браться за него. Понимание флейты приходит с возрастом, но если уж ты её понял...

    - Да, - неловко кивнул Эриксон. - Да, вы правы.

    Он начинал догадываться, что оживлённый интерес Кёля вызвали не столько музыкальные способности Эриксона, сколько несоответствие дороговизны флейты и обстановки этой квартиры. Теперь, после слов собеседника, он и сам получил новую тему для размышлений: откуда у бедняка Скуле взяться такому инструменту? Это, конечно, если гость - действительно некто Мартин Кёль и к этому дому не имеет никакого отношения и разбирается во флейтах. А если он член шайки Клоппеншульца, то над его словами ещё тоже предстоит хорошенько поразмыслить.

    - Знаете, что интересно, - продолжал Кёль, остановившись у двери, чтобы застегнуть плащ. - Особый интерес к флейте испытывают почему-то люди с техническим или математическим складом ума - ну, в общем, не с гуманитарным. Не замечали? Вот вы - инженер. А один мой знакомый, всю жизнь занимается математикой... Он тоже страстный любитель флейты, прекрасно на ней играет. Ну, меня в расчёт не берём, хотя по образу мыслей я тоже скорее технарь... Прощайте, господин Эриксон, всего хорошего.

    В открытую дверь Кёль буквально выскочил, с такой поспешностью, будто за ним гнались. Эриксону показалось, что его посетитель глубоко и с облегчением вздохнул, направляясь вниз по лестнице.

    - Всего доброго, - сказал он ещё раз, оглянувшись уже на марше.

    Слава богу, он не произнёс его имени, настоящего имени. А то и Бегемотиха и снова маячащий на лестнице Йохан безусловно услышали бы.

    В следующее мгновение внезапный наплыв страха перед тем, что он снова останется один в этом доме, а кроме того, родившаяся уверенность в том, что человек, назвавший его настоящим именем, не может быть членом банды Клоппеншульца, заставили Эриксона окликнуть уходящего:

    - Подождите, господин Кёль, я с вами. Решил немного прогуляться.

    Кёль оглянулся на устремившегося следом за ним Эриксона, удивлённо поднял брови, смерил его взглядом с головы до ног:

    - Простите... Вот так? Вы пойдёте в этом?