Учитель покаяния. Жизнеописание святителя Игнатия (Брянчанинова)

«Архимандрит Игнатий был широкой, возвышенной натуры, пылкий, восприимчивый, всему хорошему радовался, как младенец, и эта радость обыкновенно выражалась быстрым хождением, почти беганием по залу и потиранием затылка. Когда в это время входили ученики, он не замечал их, продолжая бегать и непритворно радоваться. В таких же формах выражались у него и скорби, с тою разницею, что тогда потирал он не затылок, а лоб. Ученики в это время не смели входить, а смотрели в дверные щелки»[168]. Скорби отец настоятель принимал как спасительный удел современного монашества, назначенный Самим Богом. «Наши скорби большею частью весьма утончены, так что при поверхностном взгляде на них нельзя признать их и скорбями… Они не вызывают из сердца ревности, не возводят его в подвиг, но держат его в каком-то нерешенном положении, а ум в недоумении; они томят, постепенно истощают душевные силы человека, ввергают его в уныние, в бездействие и губят… Мы увидим, что современные, по наружности слабые, скорби и напасти стремятся, подобно древним сильным скорбям и напастям, отвлечь человека от Христа, уничтожить на земле истинное христианство, оставив одну оболочку для удобнейшего обмана. Мы увидим, что слабые искушения, но придуманные и исполняемые с адским лукавством, действуют гораздо успешнее в видах сатаны, чем искушения тяжкие, но очевидные и прямые»[169]. В 1853 году Брянчанинов вступил в переписку с настоятелем Валаамского монастыря игуменом Дамаскином, желая найти для себя место уединенного жительства на покое.

В 1855 году главнокомандующий и наместник на Кавказе, Николай Николаевич Муравьев-Карский (1794–1866), пригласил отца архимандрита занять Ставропольскую епископскую кафедру. Государь говорил об этом с митрополитом Санкт-Петербургским Никанором, но получил отказ, поскольку Брянчанинов «не учился в Духовной Академии». «…Митрополит противопоставил Государю недавно сделанное постановление Синода не возводить в сан епископа лиц, не получивших образования в Духовных академиях. Лица необразованные и без того не возводились в этот сан. Очевидно, что постановление сделано с целью заградить путь в этот сан образованному дворянству. Скажу более: постановление сделано графом Протасовым и ныне – именно для меня», – объяснял ситуацию Николаю Николаевичу отец Игнатий[170].

Глубокая скорбь овладела архимандритом Игнатием при известии о кончине Николая Павловича. Вместе с чтимым Государем он потерял Высочайшего друга и благодетеля, которому столь многим был обязан. «Рыдания, огласившие и столицу, и всю Россию, делают честь и почившему Императору, и его верному народу»[171].

Император Николай I скончался 18 февраля 1855 года. Это был человек великого мужества и истинный христианин, преданный воле Божией. Узнав от доктора Мандта о серьезности своего положения больной Государь спросил: «Скажите мне, разве я должен умереть?» После печального ответа врача Николай Павлович пожелал в последний раз исповедаться и принять Святое Причастие, проститься с близкими ему людьми и сделать необходимые указания. Для каждого он нашел прощальное слово, отдал необходимые распоряжения относительно своего погребения. Услышав во время чтения Императрицы Александры Федоровны молитвы «Отче наш» любимые слова «да будет воля Твоя», Государь произнес: «Всегда, всегда». Несколько раз он повторял молитву «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко…». Перед самым концом Николай Павлович попросил оставить его одного, чтобы подготовиться к последней минуте. Внимательно прослушав отходную молитву, прочитанную отцом Василием Бажановым, умирающий поцеловал крест и сказал: «Думаю, что я никогда сознательно не сделал зла».

Памятник Императору Николаю I

Одними из последних слов, сказанных им Наследнику Александру Николаевичу, были: «Держи все, держи все». «В благословенной России, по духу благочестивого народа, Царь и Отечество составляют одно, как в семействе составляют одно родители и дети их»[172]. Впоследствии архиепископ Херсонский Никанор Бровкович писал, что смерть Николая Павловича была образцом смертей христианина, Государя, человека покаяния, распорядительности, ясного сознания, невозмутимейшего мужества. А. О. Смирнова-Россет высказывалась, что в конце жизни Государь «раскрылся как человек вполне русский»[173].