Удар иглы

Я прошёл через секционную, стараясь не смотреть на ждущие вскрытия трупы. Длинный коридор с жёлтыми потрескавшимися стенами был освещён неоновой лампой, которая даже живому человеку придаёт мертвенный оттенок. Ненавижу неоновый свет… Ненавижу морги… Ненавижу дурацкие разговоры в неподходящей обстановке, да ещё когда в виски будто гвозди вбили, мигрень накинулась со всей силой. От запаха формалина к горлу подкатывала тошнота. Зачем я сюда припёрся? Володька вполне мог провести допрос и в одиночку.

Я прислонился к стене и нащупал в нагрудном кармане пачку «Явы». Осталась всего одна сигарета, да и ту я сломал, вытаскивая дрожащими пальцами. Скомкав пачку, я отбросил её прочь. Она со стуком упала на алюминиевую поверхность медицинской тележки, стоящей у стены.

Неоновая лампа замерцала и неожиданно погасла. Я очутился в кромешной тьме. Тишина была мертвенная. Как в склепе. Или как в морге… Надо выбираться отсюда. Володька заждался на улице, а я тут предаюсь рефлексиям рядом со штабелями трупов.

Я ощутил слева от себя дуновение воздуха. И вместе с ним пришло чувство смертельной опасности. Уши начало закладывать, как при спуске на скоростном лифте. Секунда-другая — и по коридору начал расползаться тусклый малиновый фосфоресцирующий свет. Он растекался как какая-то полуживая слизь. Бр-рг ну и ассоциации… В сердце вонзилась ледяная игла, и меня будто начали опутывать ледяные цепи. При желании я мог бы их сбросить, но я даже не предпринял такой попытки. Мне было страшно. Потом я увидел, как в вязкой лиловой полутьме возник чёрный силуэт. Пистолет под мышкой, дотянуться — две секунды… Стоп, не будь кретином, ещё не хватало со страху перестрелять работников больницы!

Лампа затрещала, мигнула, зажглась, потом снова погасла. Снова зажглась. В мигании света, будто на дискотеке, я рассмотрел, как кто-то, завёрнутый в белую простыню, неестественно передвигая ногами, прошаркал и исчез в тёмном проёме помещения, соседнего с секционным залом. Медленно, со скрипом затворилась дверь и щёлкнула собачка английского замка. Послышался хлопок — это лопнула неоновая лампа.

— Ну, чудики! — вслух произнёс я и на ощупь направился к выходу, с омерзением касаясь стен, будто боясь перепачкаться обо что-то. — Вашу мать! — для пущей убедительности выдохнул я, и родное ругательство вернуло меня на грешную землю.

Я со злостью толкнул дверь и едва не ударил ею медсестру, наверное, направлявшуюся в секционную.

— Лампочек не можете понавешать! — сказал я.

— А я при чём? Вам надо — вы и вешайте!

Поговорили… Дневной свет привёл меня в себя. Чёрт возьми, что же я видел? Может, в словах психованного патологоанатома и была доля сермяжной правды? Ну да, рокеры-сатанисты, расколотый холодильник и руки Дракулы на шее припозднившегося врача. Бред собачий. Всё, должно быть, проще. Может, меня разыграть решили? С них, трупорезов, станется, у них если половина шариков в голове есть — это уже полным комплектом считается. Ладно, плюнуть на всё это, растереть и забыть… Если получится.

Володька стоял около моего бежевого служебного «жигулёнка».

— Чего ты там застрял?

— С Сотником беседовал. Он вскоре для жёлтого дома созреет… Дай закурить, а?

* * *

Он вытащил из кармана пачку «Дымка», которую обычно таскал для допрашиваемых. Я прикурил и прислонился к багажнику. В кронах деревьев шелестел ветер, он был ещё сильнее, чем вчера. Я заворожённо уставился на смерч, крутивший невдалеке обрывок газеты.

— Что-то на тебе лица нет, — с непонятным осуждением произнёс Пиль, выслушав мой доклад о продвижении дела по убиенному монаху.

— Плохо себя чувствую. Башка раскалывается.

— Насморк подхватил?

— Нет. Просто вымотался с этим тухлым делом.

— Да, это тебе не на озере Долгом на рыбалку холить. Хороший тебе подарок к выходу на работу.

— Лучше некуда.

— Чего ты нервничаешь? Всё не так плохо. Убийство раскрыто. Ну взгреют меня министерские для порядка. Я, опять-таки для порядка, навешаю несколько выговоров за недостаточную работу по профилактике. И всё… Бывало и хуже.

— Бывало.

— Что-то ты совсем кислый. Ночь не спал. Езжай-ка домой. Завтра ты мне нужен будешь свежий как огурец.

— Буду свежим как огурец.

— Рукопись посмотрел?

— Посмотрел.

— Ну и как?

— Любопытно. Жаль, не закончена.

— Как ты думаешь, это реальные дневники или какое-то литературное произведение?

— С одной стороны, очень похоже на авантюрный опус. Стиль как раз таких произведений девятнадцатого века. Чувствуется литературно набитая рука. Присутствуют общепринятые тогда литературные приёмы. Эти вечные ссылки на какого-то нудного учёного Осиповского, который непонятно за какие заслуги является авторитетом для поручика и по замыслу автора должен означать стремление героя к философичному осмыслению бытия. Это пустое философствование Напыщенные описания. Сейчас такие книжки не пишут И не читают.

— Да уж, — усмехнулся Пиль.

— Но… Но мне кажется, что всё это было на самом деле.

— Почему?

— Не знаю. Просто кажется.