Удав и гадюка

Мафейка исступленно билась о барьер, растекалась об него, теряла очертания и вновь собиралась в страшное чудовище, в то время как Вериатель обратилась девушкой. С плачем она кинулась к Юлиану и пробежала невидимый барьер у пруда, роняя слезы. Отливом хлынули от нее перепуганные насмерть воины, а белые руки кельпи, заляпанные кровью, потянулись к лежащему в двадцати васо от нее мужчине.

— Надо же, какая связь! Плотно же она обвилась вокруг его души, если смогла так отдалиться от воды, — проговорил Абесибо, и в глазах его засверкал недобрый огонь. — Готовьте еще цепи!

— Вернись в воду, Вериатель. Вернись! — закричал дурным голосом Юлиан. Раба подхватили под мышки и оттащили.

Но Вериатель жалобно плакала и стонала, протягивала крохотные длани, с которых на землю капала кровь. И шла дальше.

— Вернись в воду!

Кельпи замерла, качнулась и закрыла глаза ладошками, а над полями и лугами разнесся нечеловеческий плач горя и расставания. Вокруг худенькой девушки в темном платьице до щиколоток собралась осмелевшая толпа. Ощерились протазаны.

«Пожалуйста, уйди, Вериатель. Мы еще увидимся с тобой. Я сбегу, я сбегу, Вериателюшка!» — мысленно взмолился в рыданиях Юлиан.

Казалось, безутешная демоница послушалась, сделала шаг назад и боязливо отступила. Потом еще шаг и еще. Она роняла слезы в ладошки. Вдруг прозвенел металл, и вокруг запястья обвилась питоном зачарованная цепь. Вериатель вздрогнула, вскрикнула и ухватилась за оковы, но они моментально больно врезались в ручку и потащили дальше от воды. Мафейка истерично взвизгнула, волоча свое тело вдоль стены. Вериатель, дергаясь, пыталась стащить с себя цепь, слабо и безвольно. У нее уже не было столько сил, как у воды, что питала ее.

— Попалась, — победоносно улыбнулся Абесибо, и эти зловещие слова прозвучали неестественно громко даже сквозь завывания ветра.

Демоницу тащило все дальше и дальше от воды, в объятия стражников.

В стороне от Архимага закричали и завопили стражники, лязгнули цепи, началась неразбериха. Абесибо повернул голову. Увидел вытянувшегося стрелой Юлиана, который бежал, опутанный кандалами, прямо на мага. Справа от колдуна, который выкинул к атакующему скрюченную руку, загорелся радужный щит. И лишь потом Абесибо, отвлеченный на кельпи, вспомнил о невосприимчивости раба к магии. Не успел он открыть рот для еще одного заклятья, как Юлиан, согнувшись, пробежал сквозь щит, звякнув о него оковами, и влетел в чародея, боднул лохматой головой грудь. Он резко вздернул макушку вверх, нацелившись в челюсть. Раздался хруст нижних зубов о верхние. Юлиан потянул носом сладкий запах хлынувшей крови, а Абесибо, прервав заклинание болезненным вскриком, отлетел, как мешок с картошкой, прокрутился через себя и рухнул ничком. Всходы яровой пшеницы под ним, как и выставленные пальцы, окрасились багровыми цветами, и чародей выплюнул вместе с кровавыми ошметками пару зубов.

Абесибо был так близко, дрожащий от непривычной для него боли, сгорбившийся и стонущий, но Юлиан так и остался лежать на земле рядом, ничего не предпринимая. Он не хотел порождать новые смерти. А Вериатель, сорвав с себя цепь, уже бежала назад к воде, оглядывалась и плакала. Услышав, что демоница спасена, Юлиан уставился пустым взглядом в пасмурное небо с бегущими на нем серыми и рваными облаками, почувствовал приближение дождя в далекой и сырой туче, подгоняемой северным холодным ветром. И успокоился так, как не был спокоен уже давно. На него легла печать безмятежности смертника.

Уже спустя пару секунд небо над Юлианом потемнело от озлобленных голов стражников, раба рывком подняли, а кто-то, пользуясь случаем, подло ударил его в отместку под дых. В стороне мелькнула черная мантия Иллы Ралмантона, и Юлиан, встретившись взглядом с ледяными глазами Советника, обещавшими скорую смерть, печально усмехнулся.

Абесибо Наур уже стоял, поддерживаемый со всех сторон прислугой, и сплевывал в алый платочек с золотой вышивкой кровь, пытаясь шептать заклинания. С губ у него срывался свист, что-то не получалось, но все-таки Архимагу удалось правильно произнести магические слова — и ручьи крови изо рта прекратились. Где-то в вышине громыхнуло, ветер ненадолго стих, и крупные капли сорвались с неба, стремительно превращаясь в ливень.

— Илла… — прохрипел еще шатающийся чародей, в глазах которого вспыхнули бешенство и злоба. — Илла…

— Отрубить рабу руку! — холодным голосом быстро приказал Советник, затем добавил. — И тридцать ударов плетью.