Удав и гадюка

Затем Филипп поднялся с дерева и, скрипя сапогами, пошел к деревне. Бледная луна низко светила над лесами, ветер утих, и, слушая уханье совы, граф пребывал в размышлениях о своих дочери и сыне, Йеве и Уильяме. Внутри теплилась надежда, что Горрон найдет мальчика и привезет сюда, на Север. А пока нужно разобраться с Дорвурдской Бестией и забрать дочь домой, чтобы та погостила у отца. И уже по весне, через год, покончить со Стоохсом, пропустив через Перепутные земли войска Глеофа.

Поутру Филипп стоял напротив жителей Дорвурда и слышал все то, что он уже знал, и, увы, больше ничего нового. Зверюга громадна, ходит на четырех лапах: задние короткие, а передние будто бы и человеческие, да пальцами отличаются. Наведывалась Бестия всего несколько раз, но и одного хватило, чтобы офуртяне, увидев ужасающий размер и дикий нрав твари, сразу же принялись за устройство рва с частоколом.

Тогда чудовище, явившись впервые, посреди бела дня, с грохотом перепрыгнуло неказистый заборчик, рассчитанный на вурдалаков, и стало грызть и ломать все, что попадалось на глаза. Выла, мычала, буянила и вела себя подобно голодному зверью. Умерло пять человек — их поломали с той легкостью, как люди ломают для костра хворост.

Спасли жителей Дорвурда вурдалаки. Огромная стая проникла сквозь распахнутые врата и после ожесточенного боя увела тварь в леса. Бывало, Бестия, прозванная «Бичом Дорвурда», приходила снова, с гулом и рокотом устремлялась к деревне, однако и тут словно из-под земли вырастали вурдалаки и, расплатившись несколькими трупами, увлекали реликта за собой.

— Детища Граго, неразумные твари, борются меж собой! — шептали в толпе, пока бледный робкий Вождь описывал все происшествия с Бестией. — Ямес карает их отсутствием всякого ума.

То, что Бестия еще не разгромила Дорвурд лишь благодаря вурдалакам Йевы, люд не понимал, да и не хотел. И Филипп не стал объяснять этим темным существам истину, потому что люди эти, деревенские, все равно не внемлют объяснениям и не поверят, что мир не так прост, как им твердят жрецы Ямеса. Главное, Филипп убедился, что Бестия — это просто большой зверь с повадками медведя. Атакует в прыжке, рывками, приподнимаясь, и старается нанести удары передними мощными лапами. Но — в отличие от медведя — хват у него частично человеческий, и, окажись жертва в цепких пальцах с когтями размером с кисть мужчины, бедняга сразу же отправится в широко распахнутую пасть

— Я вас понял, — кивнул вождю Филипп. Пока все сходилось, и в голове уже созрел детальный план.

Отряд выдвинулся с обозом по тракту вглубь Офурта. Этот большак, прозванный по-простому — Офуртским, был единственной проходимой во время зимы дорогой, пролегающей вдоль широкой долины Вурдалачьего графства. От этого пути ветвились усыпанные снегами тропки, ведущие во все стороны. Они устремлялись вверх, в горы, где прятались глухие деревни, подобные Малым Вардцам.

Три повозки грустно и печально скрипели, а кони, которые с трудом волокли их по снегу, понуро склонили морды к земле. К полудню отряд из тридцати двух всадников остановился на прогалине, обоз оттащили в сторону от тракта и сняли плотный льняник, укрывавший цепи, ремни, кирки и лопаты.

Рядом с поляной находилось узкое и глубокое русло реки, наполняемое водой по весне, когда старик Аард будил леса ото сна. Филипп подошел к краю яра, посмотрел вниз и кивнул удовлетворенно сам себе.

— Вот здесь углубить, — показал Филипп на дно пересохшей речки. — А здесь и там сделать насыпь и укрепить ее бревнами!

Гвардейцы тоскливо посмотрели на мерзлую землю и принялись махать лопатами и кирками, что вгрызались в почву, отламывая и отбивая от нее куски. В воздухе гулко засвистели топоры, валя деревья — с них вытачивали колья либо формировали стены звероловной ямы. Попеременно жглись костры и отогревали обледенелую землю, чтобы продолжить копать дальше. Работа заняла целый день, но все тридцать воинов, включая Филиппа, к вечеру смогли управиться.

На дне яруги врыли колья, укрыли ловушку глубиной больше восьми васо сначала длинными тонкими ветками, затем хворостом, и под конец набросали сверху снег. На дерево рядом с ямой повесили кусок зеленой ткани, чтобы, во имя Ямеса, самим случайно не провалиться.

Всю ночь Филипп выхаживал по биваку и внимательно слушал лес. Где-то вдалеке ухнул филин, и с соседнего дерева перелетел воробьиный сыч. Под сугробами ползали мыши, а вдалеке разносился вой волков, к удивлению Филиппа, который думал, что вурдалаки окончательно вытравили их из своего места обитания. В ветвях елей прятались маленькие демонята, иногда выглядывая своими желтыми сияющими глазками и тихонько переговариваясь друг с другом посредством писка.

Время от времени какой-нибудь особо шустрый киабу прыгал с ветки вниз, в сугроб, и выныривал оттуда уже с мышью в лапках, перегрызая ей глотку. А один раз Филипп, присевший после полуночи на поваленный ствол дерева рядом со стоянкой, заметил, как горе-охотника демоненка с добычей в лапах ухватил филин и унес на дерево.