Удав и гадюка

Филипп вздрогнул от взгляда твари, который на мгновение прояснился и поумнел. А потом Бестия сделала рывок, но не прямо на ощерившегося копьем и отступающего вампира, а чуть в бок, вправо. Изогнувшись в дуге, она цапнула лежавшее в снегу трехвасовое бревно около костра и развернулась. Одновременно с этим Белый Ворон бросил в реликта копье, пронзившее плоть чуть ниже лопаток, и побежал к яруге, понимая, что бессмысленно сражаться с бессмертной зверюгой с таким грозным оружием. В бешеном вопле Бестия развернулась и, занеся руку, ударила со всей силы. Ударила стремительно и свирепо. Широкий размах по большой дуге просвистел в воздухе. Филипп был быстр, но удар дерева настиг его раньше, чем граф добрался до переправы. Заскрежетал металл. Удар пришелся на туловище, и Филипп, захрипев от яркой вспышки боли, отлетел на десяток васо. Его встретил холодный сугроб, и граф почувствовал, как железный вкус крови наполнил рот, толчками залил сначала лицо, а затем и все под ним. Тьма обволокла сознание.

В ужасе гвардейцы наблюдали, как искореженное и сломанное тело, правая часть которого вдавилась в левую, замерло в сугробе ничком, неподвижно, и стало быстро окрашивать белый снег алыми ручьями крови.

Бестия довольно зарычала и прыгнула к Филиппу, готовая додавить и сокрушить, но в тот же момент длинное копье прошило ей предплечье. С воздуха на реликта обрушился град стрел.

— Эй! — крикнул сэр Рэй.

Истошно завизжав, создание кинулось в сторону сэра Рэя, который нарушил приказ и перебрался на другую сторону. Капитан стремглав устремился назад, к ловушке, ловко перебирая старыми, но еще крепкими ногами.

За спиной сэра Рэя, перебегающего по уложенным поперек оврага бревнам, разразился рев. Тварь оттолкнулась, в ярости распахнула пасть и бросилась на насмерть перепуганных гвардейцев. А затем ветки под ней надломились, и истошный звериный визг, потерявший всякую разумность, разлетелся над округой. В дико извивающееся на кольях существо полетели тяжелые валуны, стрелы и копья.

Сэр Рэй же уже бежал обратно к графу. Тот так и не поднялся, остался недвижим и молчалив в снегу, в реке пульсирующей и густой крови, которая толчками вырывалась из-под доспехов, ставших гробом раздавленному телу.

Выживший вурдалак стоял на границе с ельником и, дрожа, смотрел на все происходящее, не в силах покинуть место битвы. А вопли чудовища продолжались еще долго. Оно жило и не переставало, страдая, дергаться на кольях, даже с пронзенными насквозь головой и телом. Пока, в конце концов, не замолкло. Изувеченная и истыканная туша уставилась на убийц пустым взглядом, и тут же один солр, боясь, что прославленная Бестия воскреснет, вогнал в распахнутый желтый глаз стрелу.

А потом все воины, как один, забыли про зверюгу и кинулись туда, где уже сидел дрожащий капитан гвардии. На окруживших Белого Ворона гвардейцев смотрели пустые и мертвые глаза перевернутого графа, подернутые дымкой смерти. Удар бревном такого размера с той силой, что приложила к нему тварь, оказался поистине ужасен — тело изломало в середине, и лишь кираса, вогнутая и ломаная, не позволила кишкам вывалиться наружу. Ноги и руки вывернуло в разные стороны. Нетронутой осталась лишь голова — удар пришелся сильно ниже, а вот все то, куда попала зверюга, размозжило до ошметков.

— О Ямес, — прошептал сэр Рэй, всматриваясь в красное от крови лицо, вокруг которого стремительно багровел снег. — Не уберегли.

Никто не шевелился. Неожиданно тихими стали все звуки вокруг, все истончилось и пропало, оставив стоящих в кругу Солров наедине с собственным ужасом. Все держали в руках шлемы и, обступив мертвеца, дрожали. Из груди сначала одного, потом уже второго, третьего и прочих родились рыдания. Вначале это были неверящие всхлипы, а затем суровые мужи, понимая, что после такого удара уже никто не встанет, затряслись, оплакивая сдавленными плачами и воплями своего господина. Холодный ветер трепал длинные волосы, от темно-серых до рыжих цветов, и остро колол мокрые от слез щеки.

Никто не знал, что будет дальше. Все жители Вороньего графства рождались при Филиппе фон де Тастемара и умирали при нем же. Имя Белого Ворона было даже за пределами Солрага символом стабильности и справедливого правления, но для Солров оно имело лишь одно значение — отца.

— Достать… достать тварь, разрезать на куски и погрузить в обоз. — прохрипел с трудом сэр Рэй, с трудом отводя взгляд от обезображенного тела и пустого взгляда синих глаз. — Исполнять приказ до конца! Чего встали! Живо!

Ничего не видя перед собой, гвардейцы разобрали одну стену, потом разделали, как корову, еще горячее мясо Бестии и с трудом погрузили кровавые ошметки в две повозки. Затем все вместе сняли свои черные плащи с вороньими перьями и с почестями и нежностями уложили изуродованный труп графа, замотанный в тридцать угольных плащей и один красный, в третью телегу.

— Капитан… — в страхе прошептал один из Солров. — Что нам…

— В Офуртгос.

— Надо в Брасо-Дэнто, капитан, — совсем тихо, тонким голосом моляще сказал второй, Джок.