Труп подняли в замок, осторожно уложили на постель, принадлежавшую Йеве и Горрону де Донталю. После того, как сняли обледеневшие после снегопада плащи, сэр Рэй тяжко вздохнул и промокнул плешь под хлопковым подшлемником. Все, что было ниже шеи Филиппа, представляло из себя кровавое месиво из металла, костей, кишок и крови. Йева вздрогнула от вида отца.
Две покореженные пластины, скрепленные кожаными ремнями, буквально вытащили из мяса, на удивление теплого. Графиня сидела на залитой кровью кровати и, перемазанная и дрожащая, снимала с мертвого отца наручи, поножи, кольчугу, поддоспешник, нижнюю и верхнюю рубахи, штаны. Сэр Рэй помогал женщине там, где она терялась, отстегивать ту или иную часть доспеха. В конце слуги внесли таз с теплой водой, и Йева фон де Тастемара обмыла Филиппа, где это было возможно.
— Сэр Рэй. Прикажите своим людям молчать по поводу смерти отца.
— Как скажете, госпожа… — рыцарь смутился. — Но… Кхм… Рано или поздно все равно все узнают.
— Не узнают сэр Рэй. Отец за сезон оправится.
— Что значит…
А потом сэр Рэй замолк, захлопнул рот и подошел ближе к постели. Ему показалось, что глаза стали подводить старика, но нет. Кровь Филиппа, тягучая и густая, на мгновение показалась из проломанных ребер и переползла змеей через одно. То тут, то там она бурлила, жила и двигалась по мертвому телу.
— Это… Это… Что это? О Ямес!
— Успокойте солров, Сэр Рэй. Скоро отец пробудится. Никаких донесений в Брасо-Дэнто, никаких рассказов в тавернах про убийство Бестии! Отберите пару воинов, пусть помогут распределить… — Йева нахмурилась. — Спустите сундуки с разрубленной Бестией в подвал, Дорин вас проводит. Вам ясно?
Тараща свои и так чуть выпученные глаза, старый капитан гвардии кивнул, вышел на ватных ногах в коридор и спустился вниз. Он знал, кто такой Филипп, он помнил разговор с Уильямом про то, что Белый Ворон — особенный. Но слова Йевы его не на шутку напугали. А потом сэр Рэй Мальгерб остановился, замер как вкопанный и сказал сам себе.
— Черт возьми, плевать, что там за силы! Лишь бы милорд ожил!
И направился сначала исполнять приказ, чтобы потом, после сделанного дела, ввалиться в харчевню и напиться до чертиков.
Йева в это время гладила белое и умиротворенное лицо отца. Морщины вокруг его глаз разгладились, а всегда сведенные на переносице брови приняли обычный вид. Выражение лица Филиппа стало мягче, и, если бы не изуродованное туловище, можно было бы подумать, что он спит. Граф теперь казался моложе и спокойнее.
— Простите меня, отец, — Йева стала пропитывать полотенцем влагу с вымытых седых волос. — Я писала Вам, что в Офурте все хорошо. Но это от моей слабости. За тридцать лет я так и не смогла сделать то, что вы сделали за пару дней.
Йева до конца обтерла тело, которое перестало кровоточить, и укрыла Филиппа несколькими одеялами. По рассказам Горрона графиня знала, что в условиях тепла и покоя Старейшины всегда регенерируют быстрее, поэтому задачей Йевы было обеспечить мертвецу комфорт. И тогда он оживет, непременно оживет. Иначе и быть не могло.
Заботливо накинув еще пару хлопковых льняников на Белого Ворона, вымученная женщина легла на край кровати и прикрыла глаза. Она отчего-то очень устала. Что-то грызло ее внутри, и Йева не знала, как выбраться из этого опутывающего душу мрака одиночества и горя.
Глава X. Веномансер
— Курчавый, вставай! — Юлиан дотронулся до спящего раба, когда все остальные уже одевались.
Смуглый мужчина с маслянистым хитрым взглядом потянулся, открыл один глаз и увидел нависшего над собой северянина.
— А, Ворона, ну чего так рано… — пробормотал раб и снова прикрыл глаза, чтобы досмотреть сладкий сон.
— Туй не в духе, помнишь?
Курчавый подскочил, будто его огрели чем-то по голове. Вспомнил, надсмотрщика вчера выпороли за то, что он заснул посреди бела дня на хозяйской скамье, пока рабы ходили сами по себе без присмотра. Из-за этого Туй не получит женщину на праздник Гаара, и все рабы знали, что им теперь придется несладко.
И действительно, спустя пару минут засов резко откинулся в сторону, а пожилой Туй злобно распахнул дверь. Маленькими впалыми глазками он уже искал жертву, которая была бы не одетой, чтобы выпороть. Однако все стояли, как по струнке, облаченные в шаровары, рубахи, жилетки и теплые плащи, и готовые, так что надсмотрщик как-то неожиданно растерялся. Злоба его сжалась и ушла вглубь, готовая выйти, когда найдется повод. Надсмотрщика подозвал к себе стражник, и тот ненадолго скрылся в доме.
— Хех, Туй обосрался! — с ухмылкой обратился к товарищам Аир, а затем повернулся к Юлиану. — Спасибо, Ворона. У тебя уши золотые.
Юлиан улыбнулся.
— Ты шапку-то надень, а то отмерзнет золото, — оскалился Аир, видя, что вампир вновь вышел на улицу налегке, да еще в расстегнутом плаще.
— Ты за свою спину лучше переживай, вон Туй идет.