Удав и гадюка

– Третий вариант. Чтобы убежать отсюда или просто из мести, ты убиваешь меня. Я калека, и у тебя есть шанс нанести смертельный удар, если уличишь удобный момент. Тогда тебя найдут еще быстрее, ибо о смерти моей узнают, как только мое сердце остановится. И я распорядился, чтобы судьба твоя была столь незавидна, что ты будешь молить о смерти на протяжении десятилетий. Выбрав четвертый путь, ты не принимаешь свою судьбу в служении мне, твоему спасителю, и сразу же едешь к Абесибо.

Илла повернул свое бледное лицо.

– Какой путь ты выбираешь, раб?

– Я хочу жить, поэтому буду служить, – мрачно произнес тот.

– Значит, твой выбор сократился до трех путей, – ответил Илла и затем посмотрел на мага. – Габелий, освободи раба от оков и надень браслет с именным ободом.

Пышнобородый маг со свисающим носом-картошкой на рыхлом лице подошел к Юлиану. Тот удрученно сидел в углу, до ужаса грязный. Маг посмотрел на въевшиеся оковы, нахмурился и заставил их тихо упасть, повиснув ненадолго в воздухе, чтобы не повредить мраморный пол. Из шкатулки извлекли браслет: простой, будто серебряный, круглый и тоненький. После заклинания он чуть распух, обхватил запястье целой руки Юлиана и сильно сжался. Потом уменьшился еще раз, да так, что рабу пришлось приложить все усилия, чтобы не закричать от растекающейся до самого плеча тупой боли. Это продолжалось, пока браслет почти не врос в руку.

В довесок вокруг шеи маг защелкнул кожаный ошейник с выбитым именем Иллы Ралмантона.

– Ты невосприимчив к магии, раб, но браслет, который ни ты, ни твоя подруга не сможете снять, не отрезав руку, будет действовать как рабское клеймо. Оно позволит найти тебя в любом месте. Даже на Дальнем Севере или Юге… – сказал Илла. – А у меня хватит власти, чтобы разыскать тебя. Как и у тех, кто заменит меня в случае смерти от твоих рук.

Ему не ответили.

– Отведите его в жилой барак! Пусть Туй с него глаз не спускает!

Юлиан поплелся за стражей к заднему холлу, через проходные комнаты, а оттуда во двор. Почти в углу задворок, огороженных высоченной стеной, стояли каменные домики, простые, но аккуратные. Они спрятались за дрожащими под проливнем апельсиновыми деревьями, круглыми клумбами и сетью виляющих по саду тропинок. А вдалеке над всем этим высился дворец, сверкающий магическими огнями даже сквозь плотную завесу дождя.

У каменных домов стоял угрюмый, мокрый Туй, закутанный в накидку. Он снял засов с крепкой, обитой железом двери и указал пальцем на темный проем. Наклонив голову и шлепая босыми ногами по лужам, Юлиан переступил порожек и попал в единственную комнатку. На высоких лежанках, раскиданных по-над стенами, вытянулись десять вампиров в нижних рубахах из грубого и некрашеного льна, перехваченного в талии кушаком.

Заскрежетал засов, и Юлиан пошел в угол.

Там его уже ждали подготовленные рубаха и шаровары, и, закутав нагое, дрожащее тело, хоть немного омытое дождем, он упал на льняники, подложив целую руку под голову. Над ним под потолком находилось единственное окно. Зарешеченное, как в темницах, оно освещало простую комнату, в которой совсем не было мебели. С очередным порывом ревущего ветра на него плеснуло дождем.

Десять рабов, все вампиры, заворочались и осторожно посмотрели на прибывшего, но никто не произнес ни слова. Слух, что новый невольник, который лежал в оковах и кандалах в так называемой комнате наказания и по совместительству столовой, был куплен хозяином за дурные деньги, уже расползся по всему дому. Именно поэтому на него поглядывали с опаской.

Свернувшись калачиком, Юлиан уставился в каменную стену и заботливо прижал к груди обрубок руки. Он так устал, что все его мысли сейчас слиплись в большой и пустой ком, а единственным желанием впервые за долгое время было поспать. Прикрыв глаза, он на удивление быстро провалился в самый настоящий сон, где хотел найти убежище и покой от невзгод мира. Но и в глубине сознания, в кошмарах, он снова видел смерть Фийи и плачущую кровавыми слезами Вериатель. А за стенами маленького домика непрерывно рыдал ливень.

* * *

С первыми лучами солнца, скользнувшими сквозь небольшое и обращенное к востоку окошко, засов откинулся, и дверь отворил надсмотрщик, теперь уже в темных шароварах и рубахе с черными лентами, облегающими горло. Накидка темно-серого цвета, крепленная к одному плечу, удерживалась бронзовой круглой фибулой.

– За работу, бездельники! – проворчал Туй. – А то живо в Зунгрун или на мясной рынок отправитесь!

Рабы вышли наружу.

Некоторые безо всяких вопросов направились к метлам, другие нырнули под сень раскинувшихся цитрусовых деревьев, и Юлиан услышал ковыряния в земле. Еще двое, помявшись, были посланы драить ступени с лицевой стороны дома.

– А ты, – задрал голову и вперился в высокого северянина Туй, – бери метлу. Расчисти дорожки. С левой стороны сада. Вот там. Увижу хоть крошку земли на плите – три удара плетью!

С хмурым вздохом Юлиан принялся за работу, поглядывая на другую сторону двора, где был отстроен еще один барак, чуть ближе к дому. Оттуда вышли с десяток рабов, облаченных в одежды подороже.