Удав и гадюка

Чуть позже показался Илла, который опирался на трость. Он направился к выходу, но, проходя мимо Юлиана, вдруг остановился и посмотрел на его шею. Под этим тяжелым, точно гора, взглядом тот быстро сообразил и поддел обод с медной пластинкой, чтобы он вновь лег поверх лент. Лишь после этого пожилой советник двинулся дальше. Подавив в себе вспыхнувшую волну неприязни от такой унизительной демонстрации невольничьего статуса, Юлиан стиснул зубы и последовал за свитой.

Он ожидал увидеть перед воротами какой-нибудь богато украшенный паланкин. Но вместо этого Илла Ралмантон покинул дом на своих ногах и, хоть и медленно, хромая пошел к дворцу. Его окружали четыре охранника и два личных телохранителя, а следом плелись два веномансера, маг, лекарь и камердинер. В морозном тумане придворный со своей свитой двигался мимо особняков по еще спящей улочке, пока не выбрался на троепутье, ведущее главной и самой широкой мостовой в сторону дворца.

Юлиан старался незаметно изучать местность, запоминать точки караула и повороты в проулки.

Чуть погодя одинокий стук трости по мостовой стал смешиваться со скрипом телег, грубыми окриками надсмотрщиков, звонким перестуком копыт и всем тем прочим шумом, свойственным просыпающемуся ранним утром городу. Дружелюбно распахивались кокетливые двери в дорогих борделях, из узких окошек бань на морозе клубился горячий пар, а по улицам расхаживали королевские рабы, потирая каждый сильфовский светильник, чтобы вновь зажечь его уже вечером.

Но пожилой советник успел пройти весь Золотой город до того, как стало многолюдно. С кряхтением Илла взбирался по пологому холму вверх, через аллею Праотцов. Аллея эта была окаймлена старыми черными платанами, в ветвях которых от ветра трепетали красные ленты. Сейчас деревья стояли нагие, ожидая прихода весны. На их стволах пластинами лежала трухлявая темная кора – и от этого они казались пятнистыми. А между стволами, спящими в объятиях лент, по обеим сторонам аллеи высились беломраморные высокие статуи. В величественных позах, обратив глаза к небу, замерли шесть Праотцов: Прафиал, Гаар, Химейес, Шине, Офейя и Зейлоара. Каждый из них олицетворял одну добродетель. На деле божеств, как и существ, было куда больше, но в этих землях особо почитали именно этих шестерых.

Первый бог Шине – наг с закрывающей бедра повязкой – держал в руках позолоченное кольцо. Оно символизировало вечность, повторяемость, а еще это божество считалось покровителем холодного рассудка, присущего многим нагам.

Рядом с ним стоял величественный ворон, склонившийся грудью к земле, а голову воздевший к небу, ныне серому и пасмурному. Демонические вороны, порой звавшиеся каладриями, отличались от своего птичьего собрата куда большими, почти человеческими, размерами, а также наличием рук: очень цепких, мягких, покрытых шерсткой и оканчивающихся коготками. От локтей к земле простирались огромные крылья, увы, уже неспособные поднять тело в воздух. Этим вороном была Офейя, в народе прославившаяся как божество памяти, предсказаний, почитания предков и знаний. В руках у нее, облаченной в плащ с накинутым на голову капюшоном, блестел позолоченный металлический свиток.

Никогда в своей жизни Юлиану не доводилось видеть демонических воронов, ибо в мире их осталось ничтожно мало. Однако благодаря уму, тяге к наукам и памяти Офейя заняла свое место среди почитаемых богов, впрочем, как и каладрии поселились в библиотеках и домах мудрости, где занимались переводами, переписью книг и ведением летописей. К сожалению, вместе с великим умом они получили и хрупкость, которая не позволяла им применять себя где-либо, кроме как в работе с бумагами.

Третьей фигурой, завершающей ряд слева, был человеческий бог Прафиал – седовласый старец в просторных одеждах, руками касающийся короны на голове. Она олицетворяла власть и магию. А в середине короны блестел камень, позолоченный, как и пальцы божества. Магия жила в каждом демоническом существе, но лишь люди – и только они – были способны в полной мере пользоваться заклинаниями.

Четвертое божество имело облик широкоплечего мужчины, одетого в доспехи древних эпох и укрытого шкурами, – это был Химейес. Мраморный меч в его руках острием упирался в постамент. Химейес покровительствовал оборотням, невольным обладателям вспыльчивого нрава. И пускай разновидностей оборотней было множество, самым распространенным считались волки, и оттого бог был, по их мнению, именно что волчьим. Химейес олицетворял мужскую воинственную силу и плодородие.

Предпоследним на каменном постаменте стоял Гаар. И выглядел он, к улыбке Юлиана, как половина cовета бессмертных, то есть высоким, худым, с характерно вытянутым лицом и длинным носом. Его шея пряталась за стоячим воротником плаща, который распахивался от груди и открывал узкие шаровары и заправленную в них рубаху. От одного его плеча к другому вилась позолоченная цепь, а в руках сиял золотой кубок. Гаар являл собой долголетие, здоровье и был богом вампиров и веномансеров, способных противостоять ядам и изобличать почти любую отраву своим чутким носом.