Удав и гадюка

Сапфо звякнула золотыми цепочками между рогов. Прикусив полные, нежные губы, она страстно взглянула на Иллу. Тот устало потянулся, и куртизанка тут же подоткнула под его спину еще одну подушечку с бахромой, а сама легла сбоку от него, на краю дивана и прижалась со всей страстью.

– Я снился тебе, Сапфо? – криво улыбнулся советник.

– Снились, властитель, снились!

– В качестве кого же я тебе снился?

Суккуб непонимающе похлопала глазами.

– Габелий, подними щит.

И без того дрожащий, как желе на тарелке, старик-маг слишком услужливо закивал и возвел заклинанием большой звуковой заслон, охвативший треть дома. Юлиан побледнел, все понимая.

– Так кем я был в твоем сне, моя дорогая? – Илла, подав знак телохранителю, повторил вопрос. Он не спускал со вздрогнувшей куртизанки ожесточенного взгляда. – Немощным уродом? Златожорцем? Или просто ходячим болотом с булькающими и смердящими органами? Твой сон, верно, был кошмаром, в котором тебе пришлось, сдерживая позывы к рвоте, ублажать меня, калеку, источающего гниль и пестрящего язвами?

Сапфо не ответила. Она лишь в ужасе замотала головой и открыла рот в беззвучном стоне, трясясь, как апельсиновое деревце.

– Что же молчишь? Язык проглотила? – глаза Иллы насмешливо сверкнули. – Этой ночью ты была куда более красноречива.

Не успела куртизанка что-либо ответить, как Латхус грубо оттащил ее с дивана и швырнул на пол. Женский визг наполнил комнату. Тут же за спиной Юлиана всколыхнулся туман. Одна рука Тамара, холодная и легкая, как смерть, предупредительно легла на его плечо, пока вторая ласкала еще спящий в ножнах кинжал на боку. От этого раб замер, напрягся всем телом в кресле. Лица сидящих рядом с ним Габелия и Дигоро дрогнули, но по ним было видно: они знали, что так произойдет.

С холодной улыбкой удовольствия Илла Ралмантон наблюдал за этим зрелищем, как наблюдают аристократы за театральным представлением, разыгрываемым только для них. После приказа телохранитель оставил Сапфо лежать на полу, но та, вскрикнув от страха, взмолилась и поползла назад к дивану.

– Мой господин, мой любимый… Мой властитель, это не я, это он! Он вынудил меня! Ваш раб ударил меня, я ничего не помню… – Она расплакалась, приникла губами к спущенной с дивана туфле Иллы и поцеловала подошву. – Он пытался изнасиловать меня, пока вас не было. Я клянусь вам!

– До моего раба тоже сейчас дойдет очередь.

– Я верна вам господин, верна. Я безмерно люблю вас!

На это Илла лишь мерзко улыбнулся, как улыбаются палачи своим жертвам, и немного наклонил туфлю, отчего Сапфо с двойным рвением принялась расцеловывать другой ее бок, расшитый золотом.

– Сапфо…

– Да, да, мой господин! Пожалуйста, прошу, извините меня! Я…

– … снимай все украшения.

Суккуб вздрогнула всем телом, захлебнувшись ужасом, и потом принялась дрожащими руками снимать со своих рогов все звенящие цепочки.

– Быстрее, Сапфо, быстрее… Латхус, помоги даме.

Телохранителя долго уговаривать не пришлось. Ухватившись перчаткой за блестящие серьги, которые гроздьями богато окаймляли уши, он дернул их на себя. Последовал тонкий вскрик. Запах крови растекся по комнате. Ну а Латхус безжалостно сорвал серьги уже с другого уха и затем продолжил снимать кольца с пальцев, с хрустом выворачивая их. К несчастью для суккуба, она любила баловать себя подарками за золото господина, и оттого на каждом ее изящном пальчике с острым ноготком покоилось по колечку.

Сапфо истошно кричала, билась об пол, пытаясь защититься от ловкого телохранителя, сжаться в ком. Ее вопли стояли в ушах бесконечным звоном.

Габелий с Дигоро взволнованно посмотрели в сторону Юлиана. Не сказать, что вид корчащейся в муках женщины, которой безжалостно и с хрустом ломали один за другим пальцы, привел его в ужас. Нет, к смерти он уже давно привык. На мгновение он даже задумался, как бы сам поступил с той, что улыбалась ему в глаза, а за спиной порочила его имя? Отомстил бы с такой же злобой? Эту злобу, что переполняла тщедушное тело, Илла Ралмантон прятал под полуулыбками. Но она все равно проявляла себя: невидимо кружила, как гарпия над трупом, пугая всех вокруг.

На смену воплям, вторящим хрусту костей, пришли заунывные стоны. Некогда трогательная Сапфо теперь затравленным зверем смотрела на свои поломанные пальцы. Никогда раньше она не испытывала такой боли и оттого потеряла рассудок и могла теперь лишь дико и протяжно выть.

– Латхус, освободи эту женщину от золотой цепи, – донеслось с дивана.

Кажется, к Сапфо ненадолго вернулся разум, и она уж было схватилась в отчаянии за золотое украшение вокруг шеи, чтобы снять его, но телохранитель успел раньше. Он намотал цепь на руку, и горло суккуба оказалось в тисках. Сапфо захрипела, задергалась в объятиях наступающей смерти. Поломанными пальцами она еще силилась поддеть цепочку, но ее попытки лишь заставляли Иллу улыбаться еще шире.

Когда цепь не выдержала и с тихим бряцанием лопнула, тогда уже пальцы Латхуса обвились змеей вокруг сделавшей вдох женщины. Противно заскрипели кожаные перчатки. В конце концов некогда чувственное тело замерло в уродливой позе. Стало тихо.