Удав и гадюка

Советник перевел взгляд в сторону другой комнаты, откуда смотрели дрожащие веномансер, маг и Юлиан.

– Тамар, приведи раба… – расслабленный голос прозвучал как смертный приговор.

Юлиана подтолкнули в спину, и он повиновался. В гостиной стояли два представителя гильдии Раум, которые знали свое ремесло, и он помнил это по замку Брасо-Дэнто. А еще несколько десятков стражников караулили снаружи. Остановившись у трупа куртизанки, вампир посмотрел на Иллу, который улыбался, как палач.

– Это шлюха показала, где ее истинное место. Но ее кровь и на твоих руках, – произнес советник. – Если бы ты не ответил на ее похотливый взор своим, она была бы еще жива. Ты посмел поднять свои наглые глаза на то, что принадлежит мне. И за это будешь наказан!

Илла замолк и уставился в ожидании.

– Где твой ответ, раб?

– Что толку мне молить вас, если вы все уже рассудили?

Юлиан покосился на отстегивающего с бедра плеть телохранителя, с радостью понимая, что все закончится только малым телесным наказанием.

– Десять ударов плетью ему, – приказал Илла.

Но что такое десять ударов плетью в сравнении с тем, что вообразил себе раб? Что такое десять ударов плетью в сравнении с тем, что способен выдумать такой искусный мучитель, как советник короля?

Когда плеть впервые коснулась его тела, он, сдерживаясь от вскриков, чтобы не доставлять удовольствия окружающим, заметил, что телохранитель бьет не так сильно, как мог бы. На полпути его рука намеренно замедлялась – и кнут хлестал уже по инерции, не оставляя рассеченных кровавых полос.

– Раба в малую гостиную, а это… уберите, – брезгливо поморщился старик, указав на труп Сапфо. – И принесите пару графинов!

Прислуга растворилась в ночи, отправившись к подвалу, где содержались несколько человек. Встревоженным взглядом маг Габелий смотрел на Юлиана, к которому уже успел привыкнуть, а Дигоро с ядовито-довольным видом тем временем поднимался в комнату.

* * *

Юлиан стоял в углу, уставившись в пол, и чувствовал, как пылает его спина. Он начал понимать, что его пытались проверить не побегом, а подстроенной сценой с куртизанкой, пока дом был нарочно пуст. С Иллой нельзя расслабляться, поэтому он судорожно думал, как отвечать на предстоящие вопросы. Когда внесли два кубка и пару стеклянных графинов с теплой кровью, а дверь закрылась, советник подозвал его к себе.

– Садись, – указал он на диван напротив.

Кивнув, Юлиан молча присел, привычно перемешал кровь в графине специальной палочкой, чтобы проверить, не осел ли на дне яд, и сделал глоток из своего кубка. Затем налил кровь советнику.

– Ты заметил, что Латхус бил тебя много слабее надсмотрщика?

– Заметил… – И затем веномансер добавил на всякий случай: – Спасибо.

– Не расточай благодарности понапрасну. – Илла полюбовался сверкающей рубинами кровью и отпил из кубка. – Абесибо интересовался, как ты поживаешь и не пытался ли сбежать… Вчера, во время бала, изрядно напившись, он предложил выложить за тебя золотыми двадцать тысяч сеттов…

Томясь в ожидании, Юлиан не ответил.

– Ты, верно, думаешь, раб, что если не поддался чарам этой шлюхи, то угроза быть проданным для тебя миновала и я уверился в твоей преданности?

– Я держу свою клятву, достопочтенный Ралмантон.

– А еще ты пытаешься усыпить мою бдительность своим немногословием, прячешь обман под маской беспристрастности, – смакуя алую кровь, Илла лукаво улыбнулся. – Я всю жизнь провел среди лжи и лицемерия, поэтому чувствую, как от тебя разит обманом. И когда я учился это делать, то тоже, боясь правды, поначалу использовал немоту в качестве оружия.

– Сбегать от вас глупо, достопочтенный. Вы окружены лучшей охраной в городе, и я не смею даже надеяться, что мне удастся сделать хоть шаг за ворота. – Юлиан долил себе в кубок крови. – Я все-таки не дурак, и мне лучше дождаться вашей… вашей смерти…

– А теперь ты пытаешься привести ложные доводы, опуская те факты, что ты ходишь со мной по городу и иногда остаешься один.

Советник настойчиво тряхнул рукой с пустым кубком. Юлиан наполнил его до краев и мрачно задумался: он не знал, что ответить такому опасному сопернику, искушенному в интригах. Любое слово истолкуется по-своему. Тем более нужно было поддерживать двойной обман, чтобы не раскрыть своего истинного имени.

– Ты молчишь, потому что твое умение врать исчерпало себя, раб. Не знаешь, что ответить, чтобы я не истолковал все по-своему. Ты неспособен приукрашивать и ярко лгать, заглядывая в глаза. Ты не Сапфо… А потому склонил голову и рассматриваешь свои туфли вместо внятного ответа.

– Чего вы ждете от меня, достопочтенный? – не выдержал Юлиан. – Какого признания хотите добиться?

Юлиан сглотнул слюну. Как и его матушка, Илла Ралмантон любил говорить загадками. Однако речи Мариэльд зачастую были направлены на все и ни на что одновременно, потому что она говорила отстраненно и пространно, словно сама с собой. При этом в каждом вопросе Иллы чувствовался подвох, косвенными вопросами и принуждениями он выпытывал то, что толковал на свой лад. И непонятно было, что конкретно он хотел услышать на этот раз.