Удав и гадюка

Перед рассветом из сумы, которую всегда носил с собой под плащом, Юлиан извлек пузырек и, откупорив, залил содержимое в рот. Холодная кровь прокатилась по горлу, оставив привкус горечи. Ксимен, зиалмон и белая роза – это был последний пузырек смеси из поданных ему учителем. Неприятный вкус придавала именно белая роза, та самая, тайну которой Вицеллий так никому и не раскрыл. Он всегда самостоятельно заказывал ингредиенты из Аль’Маринна, отправляя важного гонца с зашифрованными поручениями, которые тот не понимал. На просьбы пролить свет, какой же яд скрывается под столь поэтичным названием, веномансер ехидно отвечал: «Вот если имеешь хоть толику ума, то со временем разгадаешь сам».

Белая роза имела совершенно иное действие, чем ксимен и зиалмон. Те два яда сковывали, отчего тело каменело и бессмертный падал на землю, кашляя кровью, а потом и вовсе замирал. При употреблении белой розы, наоборот, наступала очень активная реакция. Учащалось сердцебиение, пот катился градом, а в желудке и кишечнике после контакта вырабатывалась белоснежная пена, хлопьями выходившая изо рта, носа и даже заднего прохода. Потому яд и получил такое красивое название. При ксимене и зиалмоне бессмертный пару дней лежал, будто мертвый, неподвижно и умиротворенно. А вот при белой розе на его долю выпадала безостановочная сильная тошнота, дополняемая чувством, что он вот-вот сойдет с ума оттого, как бешено стучит сердце в груди, а мышцы сковывают болевые спазмы.

Юлиан испытал все это на себе. Будучи неопытным, он однажды залил в себя слишком большую дозу. В те дни Вицеллий безудержно хохотал над позорно спрятавшимся среди камней на берегу учеником, который к началу четвертых суток иссох, словно труп, и лежал среди лужи белой и вонючей пены, в струпьях и язвах. После того случая граф получил исчерпывающий опыт и быстро научился считать правильную дозу.

* * *

С рассветом Юлиан уже стучал в дверь, чтобы Вицеллий впустил его. Тот долго возился за стенкой, сопел, ворчал, и непонятно было, чем он занят. Наконец, собравшись, в темно-сером платье с золотыми пуговицами и бархатной алой пелериной, он открыл дверь своим спутникам.

Юлиан вошел в комнату.

– Учитель…

– Чего?

– Значит, так… У ворот Золотого города разговаривать буду я. А вы тихо стойте в стороне. Когда получите свой долгожданный полувековой вклад, мы с вами навестим слугу в Мастеровом районе, где я заберу свои вещи. Далее мы расстанемся… И снимите, ради всех богов, алую пелерину! Не привлекайте к себе излишнего внимания!

– И не подумаю! – Веномансер высокомерно поправил на ней золотую цепочку.

– Тогда завернитесь хотя бы в плащ! Нам нужно пробраться к Нактидию неузнанными, забрать вклад и вывезти вас из Элегиара как можно скорее. Будьте благоразумны, прошу вас.

Поразмыслив, Вицеллий вдруг послушно кивнул и подсунул края выбивающейся пелерины глубже под плащ, который накинул сверху. Затем, подумав, нахохлился и надвинул на свою седую голову капюшон. Обрадованный, что к старику вернулся глас разума, Юлиан вместе со своей айоркой начал спускаться.

Город пробуждался. Солнце показалось из-за каменных стен. На улицах стоял живой гул. Юлиан, Вицеллий и Фийя вышли на мостовую, взобрались вверх по ней: мимо шума рынков, стука молотков в кузницах, тягучих запахов аптекарских домов, густого аромата смолы в сапожных мастерских, все дальше и дальше – к единственному входу в Золотой город. Поражаясь размеру города, Юлиан с интересом рассматривал снующий туда-сюда люд и паланкины, в которых прятались за занавесками господа. На него, высокого северянина, с интересом глядели из паланкинов, и он отвечал встречными взглядами, замечая роскошные одежды, украшения, красивых женщин.

* * *

Спустя полчаса они достигли высоких кованых ворот. Сквозь эти ворота в виде огромного ветвистого древа можно было попасть в Золотой город, куда простому люду уже хода не было. За ними, охраняемыми двумя нагами и магом, виднелись приятные глазу простор и чистота, а также богатые особняки с крытыми террасами, ползущие по стенам вечнозеленые бугенвиллии, налитые кровавыми оттенками, махровые гибискусы в прямоугольных кадках между высаженными платанами. Особняки были трех– и четырехэтажными, чаще из белого камня с облицовкой из мрамора. Над дорожками на весеннем прохладном ветру колыхались алые ленты. Даже фонари вдоль дорог являли из себя произведения искусства – резные фигурки чертят, гарпий и суккубов держали в бронзовых коготках круглые полые шары из матового стекла.

– Да осветит солнце ваш путь, – поздоровался Юлиан с охраной, любуясь видом за воротами.

– И вашему пути я желаю света, – ответил маг, как того требовали правила приличия. – Чем могу быть полезным?

– Мы направляемся к почтенному гор’Нааду, помощнику главного казначея Его Величества.

– По какому вопросу?

Пожилой маг, на лице которого были охранные отметины, окинул внимательным взором прибывших. Аккуратные, статные, хранящие полуулыбку на устах – аристократы, стало быть.

– Насчет крупной суммы займа в золоте, – ответил Юлиан. – Мы прибыли издалека.

– Откуда?

– Ноэль…