– Денис, я не знаю. – Бережной покачал головой. – Скорее всего, они просто никогда не говорили об этом. Я сам узнал о том, что Оля вообще была, уже лет в пятнадцать – отец с матерью спорили, и мама снова завела свое: она совсем как Оля. А отец тогда с досадой сказал: это не Оля, ну как ты не поймешь, пора уже отпустить наше горе, а мама заплакала. Тогда я спросил у отца, и он рассказал.
– И они не брали тебя на кладбище, на могилу сестры?
– Нет. – Бережной пожал плечами: – Диана, мои родители были… скажем так, весьма сдержанными людьми. Отец считал, что в любом случае надо держать себя в руках, и я думаю, если бы мама имела возможность дать волю эмоциям, она не загнала бы горе внутрь, чтоб оно там тлело полтора десятка лет, невыплаканное и не пережитое. И она бы не искала умершую дочь в Неле, а так… Они с отцом, конечно, посещали могилку, потому что, когда я впервые туда попал, она была очень ухоженной, но сам факт, что я об этом не знал до своих пятнадцати лет, говорит о многом.
– Это странно. – Диана задумалась. – Просто молчать, переживая все внутри… тяжело.
– Смерть, насколько я понимаю, была внезапной – приступ, и все. А порок сердца не был диагностирован, обнаружился только на вскрытии, так что это, безусловно, очень страшно – когда вот так умирает ребенок, который до этого вообще ничем не болел. И потом появилась Неля. Через год после смерти Оли, и она была так похожа на свою покойную сестру!
– У матери была огромная травма, которую она загнала внутрь и переживала, не имея возможности даже поговорить о ней. – Люба внутренне содрогнулась, представив себе ситуацию. – В связи с этим наверняка депрессия, которую надо было лечить, но ее не лечили, в те времена это даже не диагностировали.
– Именно. Никто не диагностировал, просто вот – держи себя в руках. И мама держалась, а вылилось все в то, что произошло потом. – Бережной налил себе воды из графина. – Неля подросла, и появились проблемы, которые увеличивались, как снежный ком. Сначала это были просто какие-то завышенные требования – нарядов, цацек, истерики по поводу невкусной еды или недостаточного внимания, нежелание готовить уроки… Да много всего, неприятного и некрасивого, а родители были словно под гипнозом. На тот момент я уже хотел жить самостоятельно, потому что видеть все это безобразие и не иметь возможности повлиять на ситуацию было тяжело. Я окончил школу, меня призвали в армию, и я был рад уехать, если честно. Наши с Нелей отношения окончательно испортились, я не мог слышать ее истерики, хамство родителям… Иной раз хотелось просто надавать ей лещей. Но я ушел в армию, надеясь, что родители опомнятся, они были неглупыми людьми, ну должно же до них дойти… А через год меня вызвал начальник части и сказал: «Андрей, езжай домой, там у вас беда стряслась».
Люба сжалась. Она была готова услышать… многое. Но она не хотела это слышать. Это разрушало в ней то, что она хранила как счастливые воспоминания.
– Что?…
– Неля познакомилась с компанией ребят гораздо старше себя. С одним из них закрутилась любовь – ей четырнадцати не было, а ему двадцать три, и он уже имел две судимости и одну отсидку. В той компании вообще все ребята были нехорошие, многие из них ранее судимые. Ну а Неля… словно тянуло ее в такое дерьмо, а там, в этой компании, было… все. – Бережной понимает, что сейчас разрушает Любин мир, но он должен это произнести. – И родители, поняв, что происходит, запретили ей. Впервые в жизни ей что-то запретили: отец проявил жесткость, а мама его поддержала. Мало того – ее наказали, лишили доступа к телефону и телевизору, не пустили гулять. Сотовых тогда не было, так что болтовня по телефону и просмотр телевизора были основным развлечением подростков – ну, кроме дискотек и прогулок. Отец с матерью тогда впервые повели себя как нормальные родители, а не прислуга несносной девчонки. Они наконец поняли то, о чем я пытался сказать им годами, осознали, что сами во всем виноваты, но, как оказалось, было уже поздно. Неля обозлилась, толкнула отца, ударила маму, устроила разгром в квартире и сбежала.
– Туда, в ту компанию?
– Да, Денис Петрович. – Бережной потупился. – И они там между собой решили… В общем, они пришли ночью, Неля открыла дверь, впустила их, и они убили моих родителей.
– Нет!
Люба прижала руки к щекам, в ужасе глядя на Бережного:
– Нет, этого не может быть!
– Люба… – он смотрит на Любу измученными глазами. – Есть уголовное дело, и…
Люба и сама понимает, что все правда, но она такая страшная – как теперь с этим жить?
– Я застал отца живым. – Бережной чувствует, как к горлу подкатывает ком – боль вернулась. – Врачи не знали, каким образом, но он, наверное, не мог уйти, не повидав меня. А я примчался быстро: командир договорился и меня подвезли летчики с соседнего военного аэродрома. Конечно, это было против правил, но иначе я бы ни за что не успел, и армия поступила со мной очень человечно, все просто вошли в положение и помогли, чем смогли, так что я застал отца живым. Он был в сознании, уже дал показания следователю, и я слышал их тоже.
– Андрей…