Удивительные истории о бабушках и дедушках

Дед положил трубку и согнал меня с рабочего места. Он долго сидел, вникая в цифры; он-то понимал, что там к чему!

— Бабушка звонила, — сказал он наконец. — Ворота не может открыть. Перемело весь двор, говорит. Домой никак не попадет. Такие дела.

Я наблюдал, как он ходит по маленькой комнатке взад-вперед и одевается.

— Схожу, расчищу подступы!

— А я?! И я!

— Нет уж. Смотри, как метет. И потом, куда со мной? Там не пролезть. Замерзнешь только. Так что вот… Посиди, дружочек, здесь. Заодно и за погодкой присмотришь, пока меня нет.

Я раскис. Все это было слишком ответственно и страшно, и уже начинало смеркаться. Словом, я был готов разрыдаться не на шутку.

— Ну, ты что! Большой, чтобы плакать, третий класс как-никак! Вот… Уже и работа у тебя! Ты не переживай, я быстро. Расчищу дорогу, вернусь, и можешь домой бежать. Оно вот ведь как бывает… Напарник! И протянул мне книжку. Я протянул к ней руку. Но тут же отдернул. Вот еще! У меня теперь есть дела поважнее. Думал, одурачит меня! Думал, меня теперь займет разукрашивание! В последнее время тут все в корне изменилось! Я теперь ответственный наблюдатель за погодой!

— Туда и обратно. — Дед собрался и уже стоял у двери с лопатой, весь укутанный в одежды. — Не закрываю тебя. Сам. Не дай бог ключи еще в снег выпадут! И вышел. А я к окну — еще раз помахать ему, но он только пощурился из-за сильной метели. Я закрыл дверь на крючок, сел на его место и продолжил наблюдать.

Метель за окном подвывала, теплый свет лился из единственной лампы на столе, и цифры с графиками опять захватили меня. Я старался не отрывать взгляд от мониторов, чтобы не дай бог не пропустить что-то важное, какое-то странное поведение погоды — только какое? — я понятия не имел. Так и таращился в экран, пока не заломило глаза от однообразия и напряжения. Почти что ничего в этих графиках и цифрах не менялось.

Тогда-то я и дал слабину — всего на секунду прикрыл глаза, а сколько проспал — не знаю. На улице стемнело, и под ухом снова верещал телефон.

Спросонья я решил, что это дед. Что он уже расчистил тропу к домику и звонит сообщить, что возвращается.

Я смело снял трубку.

— Алло!

— Иваныч, ветряк чудит! — кричали на другом конце. — Последнее время вроде ничего-ничего, а щас такое выдал! Неверные данные идут! Ты пойди на площадку сходи, глянь это сукино отродье! К следующему сроку надо исправить! А то ведь чушь какая-то получается! Слышишь, Иваныч?!

— Алло, — говорю опять, больше не нахожу, что сказать.

— Иваныч?! Плохо слышно, ну ты меня понял?! Ветряк! Ну, бывай! Отзвонись!

И кинули трубку.

Я ничего не понял, кроме того, что проспал свою первую телеграмму и теперь все пошло наперекосяк. И что-то случилось с ветряком. Дед показывал мне его из окна. Длиннющая такая железка вроде корабельной мачты. Торчит из земли, а сверху на ней флюгер крутится, и все это как-то ветер измеряет. Я подбежал к окну, уставился в темноту, пытаясь разглядеть ветряк на площадке. Наверное, думаю, заклинило. Такое же очень часто случается! Как с телевизором дома!

— Заклинило! — говорил дед и хрясь сбоку кулаком. — Заработало!

Только вот когда он вернется, чтобы кулаком?.. А дело это так оставлять нельзя. Ведь неправильные же цифры идут! А как этот дядька кричал — ясно, что дело важное. И так уже сколько погоды попортили! Дед больше никогда не доверит мне за ней наблюдать, если срочно все не поправить! Кто тут за главного в конце концов?

Надеваю свой полушубок и пытаюсь разыскать валенки. Дед упрятал их за печку. Горяченные! Одеваюсь, прикрываю дверь поплотнее, чтобы не намело снега, и выхожу. Заворачиваю за дом и… вспоминаю! Туалет! Армейская аппаратура! Дед всегда закрывает домик — а вдруг что!

Возвращаюсь, нахожу на столе ключ, запираю дверь и сую его поглубже в варежку, потому что никак не могу нащупать карманы на полушубке, а время не терпит!

Обхожу дом, прохожу туалет, а на тропе к метео-площадке — один большой сугроб. Целое поле снега! Начинаю медленно натаптывать тропу. Топчу и радуюсь от того, как обрадуется дед! Вернется усталый, а проблемы как не было! Главное, думаю, дядьке отзвониться не забыть. Может, нас даже наградят…

Хлоп!

Лежу в своем полушубке по самые уши в сугробе. Лицо в снегу; даже под шапкой снег: колется и тает. Карабкаюсь обратно, но только больше вымазываюсь. Ничего не вижу! Лицо мокнет от снега, щиплет, морозит, а я, балда, щеки и глаза еще варежками растираю!

Выбившиеся из-под шапки волосы липнут ко лбу, сползают на глаза: кручусь в сугробе, как ослепший, и уже жалею, что выбрался из дома.

В конце концов сбрасываю варежки куда-то под себя, в снежное месиво, и наконец могу отмахнуться от налипшего на лицо снега. Затем обеими руками обратно в сугроб — на поиски варежек — пока не сводит руки. От боли забываю, что такого важного в этих варежках, и быстрее вжимаю руки в рукава полушубка; поднимаюсь и иду дальше.

Когда добираюсь в конце концов до ограждения, думаю только о том, что валенки полны снега. От этого в сто раз обиднее, чем от какой-то поломанной железки, ведь какие теплые они были там, за печкой.